Письма и дневники

Почему нужно пение, особенно при переживании? Потому что при переживании именно важно, чтоб не напрягать голос в театральном здании. Пение же вырабатывает именно эту сторону – звучность, металл, метание ноты в публику, то есть то, что необходимо для спокойствия.

Теперь так много говорят о театральности (Евреинов, Мейерхольд)⁵⁴. Я думаю, что тут много недоразумения, происходящего от смешения театрального со сценичным.

«Обрыв» в Александрийском театре. Какая разница между исполнением Гончарова, или Гнедича, или Виктора Александрова в Александринском и других театрах? Тот же ритуал актерского действия. Поэтому не было и помина о Гончарове, как не было помина о Тургеневе (в «Месяце в деревне») в том же театре. Никаких партитур, кусков, задач, жизни, смысла, а только манеры Савиной, Ходотова, Петровского и других – быть веселым, злым, простым и проч.⁵⁵.

Беда, когда всякую роль, всякого автора подминают под себя, приспособляют к себе, переваривают для себя. Тут смерть искусству, и ремесло.

Этика.

Очень важная вещь в театрах чистая, приличная, в хорошем тоне обстановка закулисного мира. Боже, как это важно! Картина старых кулис с ее внутренней и внешней грязью, сплетнями, селедкой, водкой, темнотой, пылью, актерским балагурством, пустословием.

Можно ли в таком состоянии жить чистейшими аффективными чувствами?

Картина нового театра с музеем за кулисами, с музыкой, с лекциями и проч. В новом театре музыка должна быть не в публике, как прежде, а за кулисами.

Играют Шекспира, а в фойе актерском играется Бетховен или другой классик.

Играют Мольера – за кулисами музыка или танцы Люлли, играет Ландовская.

Открытия и изобретения. Студия.

Детскую труппу вести.

Дункановский класс.

Пьесы детские Тика (спросить у Бенуа)⁵⁶

.

Внешнее впечатление идет впереди, прежде чем раскроется перед нами внутренняя сущность человека, пьесы, постановки.

Объект. Что же вы будете делать, если я вас поставлю на сцене с Южиным, который будет общаться не с вами, а с публикой? Вам самим придется сделать целый ряд каких-то вещей – приемов внутренней техники, чтоб заставить Южина смотреть вам в душу и чтоб вы могли смотреть ему в душу. Вот эти старания и вызовут переживания действительной жизни.

Актер-ремесленник докладывает слова роли под шепот суфлера, а в нашем направлении актер вспоминает (переживает) ощущения под суфлерство собственного аффективного чувства. Инстинкт, аффективная память нащупывает каждый раз все новые, или, напротив, повторные чувства, а чуткий аппарат актера мгновенно схватывает их, угадывает настоящую правду и под ее руководством оживляет мертвые слова, действия и mise en scène.

Зерно. Вот чего можно добиться благодаря долгой, набитой привычке. В известной декорации – чувствовать известное настроение, в известной привычной обстановке чувствовать себя известным привычным образом. Например, в декорации «Дяди Вани» чувствовать (воскрешать) в душе чеховскую меланхолию, а в декорации «Мнимого больного» – кислоту болезни.

Высокие подмостки сцены очень мешают (как это ни странно) правильному самочувствию актера на сцене и зрителя в публике. Высокие подмостки слишком выставляют актера, а следовательно, усиляют показную сторону театра. И публика, и актер это чувствуют⁵⁷.

Физиономия всякого театра зависит от того искусства, которое в нем культивируется. Показная и увеселительная стороны нашего искусства, создающие театр-зрелище, или, напротив, проникновенное переживание, создающее театр-мистерию, зависят от двух разных и постоянно борющихся начал актерского искусства.

Отличительная черта любительниц (Зина⁵⁸ в «Где тонко, там и рвется» в роли Либановой), что они играют совершенно самостоятельно (an und für sich)[25] отдельные штучки, отдельные штришки характеристики, а не характерную краску всего душевного склада и происходящей от нее физической характерной привычки. (Палец Штокмана от его душевной характерности, от доверчивости, которая заставляет его лезть другим в душу.)⁵⁹

Открытие (важное).

Шекспир так необъятен, что каждое его произведение требует своей особой формы постановки.

«Буря» – ставить как мистерию (бог, люди, праотцы – обезьяны). Впереди – хор (оркестра не надо, хор голосами без слов, с сжатыми губами).

«Юлий Цезарь», «Кориолан» – читать в обстановке парламента.

«Шейлок» – найти форму для сказки. На золотом фоне и на грязной стене.

«Король Лир» – на черном сукне (где страдания Лира ужасны); на богатом гобелене (где он во славе); на белом фоне (где Корделия чиста); на красном фоне (где выражается душа дочерей-злодеек).

Прочли пьесу Волькенштейна («Калики»)⁶⁰.

У меня в голове сразу вырастает какая-то лепка пьесы – словно подносишь пьесу к рампе и смотришь, что при этом свете на сцене освещается, что светится и что остается в тени…

Видишь то, что сценично: 1. Дикари-князья, язычники. 2. Алексей – первохристианская совесть. 3. Наивность совести дикаря. 4. Кровь (зверь). Затянул Алексея. 5. Башня – грех⁶¹.