Письма Яхе

За две минуты меня накрыла волна головокружения — и хижина завертелась. Почти как под эфиром, или когда ты лежишь очень пьяный и кровать вращается. У меня перед глазами мелькали голубые вспышки. Хижина приняла древний вид далекого Тихоокеанского острова Пасхи с головами, высеченными на постаментах. Помощник шамана находился снаружи, притаившись там с явным намерением убить меня. Я почувствовал внезапный приступ жестокой тошноты и рванулся к двери, стукнувшись плечом о дверной косяк. Я ощущал шок, но не боль. Я едва мог ходить. Никакой координации. Мои ноги были как деревянные бревна. Я отчаянно блевал, склонившись напротив дерева; и после свалился на землю в беспомощном страдании. Я чувствовал онемение всех членов, словно был покрыт слоем хлопка. Я все пытался избавиться от этого онемелого головокружения и снова и снова повторял: «Все, чего я хочу, это убраться отсюда». Неконтролируемая механическая тупость овладела мной. Гебефренические бессмысленные повторения. Перед моими глазами проследовали в голубой дымке личиночные создания, и каждое издавало непристойный издевательский клекот (позже я идентифицировал этот клекот как кваканье лягушек) — я, должно быть, блевал шесть раз. Я стоял на четвереньках, содрогаясь в конвульсиях тошноты. Я слышал рычание и стоны, словно был кем-то еще и наблюдал себя со стороны. Вероятно, прошли часы. Шаман стоял надо мной. Я смотрел на него долгое время, прежде чем поверил, что он и в самом деле стоит здесь, говоря: «Ты хочешь зайти в дом?» Я сказал: «Нет». Он пожал плечами и ушел обратно.

Мои руки и ноги стали неконтролируемо дергаться. Оцепеневшими деревянными пальцами я потянулся за нембуталом. Мне, судя по всему, потребовалось десять минут, чтобы открыть бутылку и вытряхнуть пять капсул. Рот был сухой, но каким-то образом мне удалось их проглотить. Конвульсивные спазмы медленно утихли, я почувствовал себя немного лучше и побрел в хижину. Голубые вспышки все еще мелькали перед глазами. Прилег и накрылся одеялом. Меня бил озноб, как при малярии. Неожиданно напала очень сильная сонливость. На следующее утро я был в порядке, если не считать усталости и слабого накопившегося подташнивания. Я расплатился с брухо и пошел обратно в город.

Тогда же мы все вернулись в Пуэрто-Ассис. Шиндлер продолжал жаловаться, что Путумайо выродилось с тех пор, как он был здесь десять лет назад. «Я никогда не предпринимал раньше подобной ботанической экспедиции, — заявил он. — Все эти фермы и люди. Ты должен идти мили, чтобы добраться до джунглей».

У Шиндлера были два ассистента, которые несли его багаж, срубали деревья и готовили образцы. Один из них был индейцем из района Ваупе, где способ приготовления Яхе отличается от метода Кофан на Путумайо. Здесь индейцы разрезают лозу на восьмидюймовые куски, используя около пяти частей на человека. Куски лозы перемалывают камнем и варят с двойной охапкой листьев от другого растения — гипотетически идентифицированной как ололикви; смесь варится весь день с небольшим количеством воды и упаривается примерно до двух унций искомой жидкости.

Ваупе соскабливают кожицу с примерно трех футов лозы: получается большая пригоршня стружки. Кожицу настаивают несколько часов в литре холодной воды, жидкость процеживают и пьют в течение часа. Никакое другое растение не добавляется.

Я решил попробовать немного Яхе, приготовленной по методу Ваупе. Мы с индейцем стали соскабливать кожицу с помощью мачете (внутренняя кожица наиболее активная). Сначала она белая и сочная, но почти немедленно краснеет, подвергаясь воздействию воздуха. Дочери хозяйки дома смотрели на нас, показывая пальцем, и хихикали. Это явно против правил подготовки Яхе на Путумайо. Брухо из Макоа говорил мне, что если женщина видела приготовление Яхе, то полученная жидкость покроется пятнами и отравит любого, кто ее выпьет, или, по крайней мере, сведет его с ума. Старые женщины грязны и при определенных обстоятельствах ядовиты. Я прикинул, что это был шанс раз и навсегда проверить миф о загрязнении мира женщиной: с помощью этих семи созданий, что дышали мне в шею, тыкали палочками в настой, хихикали и указывали на Яхе.

Холодный настой ярко-красного цвета. В ту ночь я выпил кварту в течение одного часа. За исключением голубых вспышек и слабой тошноты — хотя и не до предела проблева — эффект был сходен с травой. Яркость воображения, афродизиачные результаты, глупость и хихиканье. При этой дозировке отсутствовал страх, никаких галлюцинации или потери контроля. По моим подсчетам, эта поза была примерно третью от того, что дал мне Брухо.

На следующий день мы спустились вниз к Пуэрто-Эспине, где губернатор разместил нас в своем доме. Мы швырнули рюкзаки в пустые комнаты на верхнем этаже. Между колумбийцами и британцами нарастала холодность и напряженность в отношениях, потому что первые отказались подниматься рано утром, а вторые жаловались, что деятельность Комиссии по какао саботируется парочкой «ленивых цветных».