Письма из Лондона

Руби рассказала ему о Рождестве с Тремейнами, Качем и дядей Гарри, как они разделались с тушеным кроликом и с – ужас ужасов – бузиновым вином, выпив его в честь короля, так как в винном погребе Гарри ничего другого не осталось. Беннетт признался, что никакой рождественской трапезы у него не было, и хотя сердце у нее защемило при мысли о том, что он в тот день был один и остался без обеда, она не стала выпытывать у него подробности. А потом за бутылкой кислого вина, раскопанного где-то хозяином заведения, они говорили ни о чем и обо всем понемногу, пока почти в десять часов она не увидела, что глаза Беннетта ввалились от усталости.

В доме стояла тишина, когда он привез ее к Ванессе, и ей была невыносима мысль о том, что он сейчас, вот так сразу, уйдет, поэтому она попросила его остаться немного и выпить с ней чашечку чая на кухне. Пока они сидели за чаем, а коты вертелись у них под ногами, у Руби возникло странное и совершенно ненадежное ощущение, что в мире все хорошо. Но может быть, всего лишь может быть, она почувствовала вкус будущего, жизни, которая еще может сложиться.

– Вы опять уезжаете, – сказала она наконец.

– Да. Какое-то время меня не будет.

– Но вы вернетесь к нам? Ко… мне?

Он прижал ее к себе.

– Надеюсь. Я в жизни ничего так не хотел.

– И я тоже хочу этого. Я хочу, чтобы вы были в безопасности, живой и здоровый. И свободны от тех обязательств, которые забирают вас у меня. Но вы должны знать – я понимаю, что вы должны сдержать данные вами обещания. Понимаю. Потому что, если вы их нарушите, вы перестанете быть тем человеком, которого я знаю. Человеком, которого я… – она запнулась, не в силах закончить.

Он кивнул, но не стал ничего говорить, просто заглянул ей в глаза и долго еще ничего не говорил.

– Я должен идти.

Они двинулись вверх по лестнице. Руби шла впереди на несколько шагов, но, когда они прошли всего половину пути, он взял ее за руку и нежно привлек к себе.

– Руби, – сказал он, глядя на нее потемневшими от печали глазами. Он взял ее лицо в свои большие ладони, такие теплые и нежные, и поцеловал ее так сладко, с таким томлением, что ей показалось, она сейчас непременно умрет от боли этого поцелуя.

Наконец он отстранился от нее, прикоснулся губами к ее уху:

– Не провожай меня до двери. Не оглядывайся.

И она подчинилась ему. Позволила ему пройти мимо, слушала его шаги по коридору, – щелчок замка на двери, закрывшейся за ним. И только тогда ее колени подогнулись и она опустилась на ступени лестницы, девочка, которая никогда не плакала, позволила слезам литься, пока их больше не осталось и она уже не могла плакать.

Часть четвертая

А потом мы увидели берег Франции, мы увидели поблизости танковый лихтер: на его палубе была натянута веревка, на которой сушилось белье, на лихтере вовсю гремело радио, и между взрывами мин на берегу мы слышали звуки музыки. Мы видели аэростаты заграждения, похожие на смешных игрушечных слонов, танцующих на ветру над массой кораблей, мы слышали рев невидимых за серым потолком туч самолетов. С больших кораблей на тяжелые баржи или легкие суда перегружались войска, а на берегу по коричневым дорогам, рассекавшим холмы, лязгали гусеницами наши танки, неторопливо и неостановимо продвигаясь вперед.

Марта Геллхорн,корреспондент «Кольерс Уикли»(5 августа 1944)

– 25 –

Июнь 1944

Когда Руби утром появилась на работе, все в «ПУ» стояли у приемника в главном кабинете.

– Что там? – спросила она.

– Шшшш, – проговорила Нелл. – Началось. Наши высаживаются во Франции.

Руби уронила пальто на пол и встала поближе к приемнику.

«“Началась новая фаза воздушной наступательной операции союзников”. Эти слова были вступлением к тому, что описывалось как исключительно важное предупредительное радиооповещение нашей Европейской службы, сделанное сегодня утром одним из членов штаба верховного главнокомандования Союзных экспедиционных сил. Эта новая фаза, заявил спикер, в особенности затронет людей, которые живут в двадцатипятимильной прибрежной полосе. Верховный главнокомандующий Союзных экспедиционных сил указал, что в тех случаях, когда это возможно, такие предупредительные оповещения будут выходить…»

– Эмиль, мне нужно, чтобы ты сегодня утром был в Министерстве информации, – сказал Кач. – И звони мне с новостями так часто, как это будет возможно. Может быть, нам удастся к полудню сварганить более или менее приличную статью.