Письма из ссылки

пролетариате, усиливая в нем центробежные тенденции. Как? Каким образом?--недоуменно спрашивает ультралевый критик. Казалось бы, для каждого мыслящего революционера, тем более марксиста, тут и вопроса нет. Наша партия долго приучала рабочих рассматривать Октябрьскую революцию как часть мировой и рассчитывать на близкую помощь немцев, англичан с более высокой техникой и культурой. "Перетерпеть", "продержаться" -- таковы были лозунги первых лет. 1923 год, особенно во второй половине, прошел в напряженном ожидании революционной развязки в Германии. Наши газеты, наши ораторы только об этом и говори-ли. Думать, что ожидание немецкой революции не захватило все передовое и мыслящее в рабочем классе за живое -- зна-чит глядеть на массу высокомерными глазами старого радикального студента, который в глубине души думает, что рабочего интересует только колдоговор. Но ведь и вопрос об улучшении колдоговора рабочий в 1923 году связывал с победой немецкого пролетариата. Крушение немецкой революции было жесточайшим ударом по нашим рабочим, придавило их, отодвинуло надежды на изменение судьбы в более отдаленное будущее, усилило цеховщину, разобщенность, пассивность, дало отрыжку шовинизма, черносотенства и пр. А как ответ на это (не только на это, разумеется) сверху пришла теория социализма в отдельной стране.

Блок с Генсоветом долго рекламировали как орудие спасения. Перселя выбирали почетным слесарем и всем прочим. Всеобщая стачка в Англии опять "подняла надежды рабочих и опять обманула их. Все это удары по революционному сознанию массы, самые прямые и непосредственные. Глубокая психическая реакция, охватывающая массы, становится политическим фактором огромного значения. Внутренние неудачи -- уровень жизни, режим, нарастание двоевластия -- дополняются ударами международного характера и снижают классовое самочувствие пролетариата.

Китайская революция, насколько можно судить, своей массовидностью, размахом, длительностью захватила наши массы снова самым напряженным образом. Ужасающее ее крушение было хоть и невидимой на 'поверхностный взгляд, но не менее от этого действительной внутренней катастрофой для нашего пролетариата. Как же этого не понимать? Как же этого не видеть? Какое же мыслимо революционное руководство, если не отдавать себе отчета в глубоких молекулярных процессах, которые происходили в самой массе?

Может быть, однако, выяснением этих процессов оправдывается гнилое руководство? Так мог бы рассуждать фаталист-метафизик, который думает, что руководство только

"отражает" процессы, происходящие в массах. Диалектик знает, что руководство -- в очень широких, но, конечно, не безграничных пределах -воздействует на эти процессы, ускоряет, замедляет и отклоняет их. Лучше всего это видно уже из того одного, что ведь самые поражения в Англии, Германии и Китае явились непосредственным результатом оппортунистического руководства. Усилившиеся вследствие этого центробежные процессы в рабочей массе ни в малейшей степени не смягчают ответственности руководства и ни в какой мере не освобождают нас, оппозиционеров, от необходимости активного противодействия враждебным традициям, т. е. от обязанности "плыть против течения". Однако только эти процессы объясняют временные, но довольно все же длительные "успехи" правоцентристского, национально-ограниченного руководства и самую возможность "победоносных" организационных разгромов оппозиции. Как, с другой стороны, ясное понимание развития объективных процессов в международном масштабе (а последствия поражений в сознании рабочих масс становятся сами по себе "объективным" фактором) только и может создать необходимую ориентировку для победы над центризмом и для скорейшего 'преодоления нынешних глубоко зашедших центробежных тенденций в рабочем классе СССР.

Разумеется, вопрос никоим образом не сводится к одним лишь воздействиям поражений иностранного пролетариата, причинно связанных, как сказано, с нашим внутренним руководством. Наша платформа и ряд других документов оппозиции дали картину внутренних социальных и политических сдвигов в СССР, являющихся в одно и то же время и причиной, и последствием правящей политики. С этим связана та проблема, которую я условно, для краткости, обозначил как политическую мобилизацию правоцентристской "головой" мелкобуржуазно-бюрократически-новособственнического "хвоста" (особенно в борьбе с оппозицией), с неизбежно вытекающими отсюда все более тяжеловесными ударами буржуазного "хвоста" по аппаратно-центристской "голове". С этим связана, в частности, проблема советского бюрократизма. В. Смирнов и тут совершенно по-сафаровски или слепковски пытается открыть у нас желание "за образом" (голова-хвост), т е кратким, своего рода мнемоническим обозначением классовых отношений, уже проанализированных нами, открыть попытку нашу... отойти от классового анализа. Разве это не граничит с шутовством? Или, может быть, сам В. Смирнов хоть что-нибудь прибавил к анализу, данному оппозицией, кроме своего возрастающего "отвлечения от международного фактора"?