Об именах Марсия и Марта у немки. Мартой она назвалась, хотя на самом деле Марсия. Но этого имени не любит, по поводу того, что оно в честь древнего бога войны Марса, а она не любит войн – ведь на войну то и дело призывают бондарей, строить переправы через реки, и могут призвать её мужа. Правда, она с гордостью упоминала, что он такой хороший мастер, что цех его не посылает на войну, когда город требует от цеха людей. Но – мало ли что? Вот она и зовется Мартой. А спустя некоторое время спохватилась, что инкам может не понравиться, что ей не нравится имя, каким её крестили, и попросила в письмах называть Марсией. Хотя Марта – это ведь по-немецки греческая Марфа – почтенное христианское имя, и, если можно так сравнивать, более почтенное, чем Марсия. Кажется, есть только одна св. Марсия, а свв. Марф сколько? (Вспоминает четырёх, притом что она не лицо духовного звания. Когда Мирей сказала это в ответ на просьбу Марты, рядом были и остальные; Юлия никого больше не вспомнила, а вот набожная Августина добавила ещё четырёх). Так что вряд ли то, что Марте нравится это имя, плохо; но лучше переосторожничать.
Морис писал, святые отцы прошлое обвинение в предательстве заменили на предупреждение о том, что, если я их предам, то сама, в свою очередь, тоже пострадаю от предательства, ибо таково его свойство, приданное этому поступку Богом. И некстати припомнили Иуду, который предал сам, но которого никто не предавал. И, немного более обоснованно, сослались на историю Саломеи.
Мирей пишет, что в письме инкам написала насчет Саломеи, что они зря о ней напоминают, как о примере Божьей справедливости, предостерегая от предательства, ведь она сама о том писала, упоминая Прокруста, Фаларида и кардинала Балю, который и сейчас сидит в клетке собственного изобретения. Морису может добавить, что само предостережение от предательства странно в устах того, кто не просто подсылает своих лазутчиц в лагерь противника, но хитро организует дело так, чтобы противник их спасал. Это, конечно, лучше в смысле отношения противника к лазутчицам: все благоволят к тем, кому сделали благодеяние. Но вопрос о предательстве становится спорным, в рассуждении того, что предавать своего спасителя, хоть бы и дракона, нехорошо. Пусть его обманули с этим спасением, и оно не требовалось, так как перед самым костром, если бы он не прилетел, было бы объявлено помилование. Кстати, сомнительно, как показывает история Августины. Да и у Юлии уже поджигали – как-то поздновато для объявлений. Но если б даже так. Он-то не знал, а то бы и не прилетел.
Получается, куда ни кинь – все клин. Кого-то предавать придется, дракона или инков. И в обоих случаях подвергаться опасности в наказание пострадать от предательства. (Цитата: слова Давида в Первой книге Паралипомен). Инки не понимают таких вещей.