Письма к сыну

Это знаменательный для тебя год, и я считаю, что он явится для тебя испытанием. Выдержи это испытание с честью, и ты достигнешь совершенства – и до конца моих дней я буду нежно тебя любить. Если же ты поддашься заразе праздности и порока, доброе имя твое, состояние, все мои надежды, а следовательно, и мое расположение к тебе – все будет разрушено и ты этим себя погубишь. Чем больше сейчас моя любовь, вызванная высоким мнением о тебе, тем больше будет мое возмущение, если появятся основания это мнение переменить. До сих пор ты имел все доказательства моей любви, какие только могли быть, потому что ты эту любовь заслужил, но когда окажется, что ты больше ее не заслуживаешь, жди от меня неприязни и помни – она проявится во всем. Для того, чтобы у тебя не осталось никаких сомнений относительно этого важного вопроса, я теперь уже прямо скажу тебе, чем я буду руководствоваться в моих суждениях о том, как ты себя ведешь – сведениями, которые будут поступать от м-ра Харта. Он не будет несправедлив к тебе, скажу даже больше, он не сможет быть к тебе несправедлив. Он может хотеть тебе только добра, а ведь согласись, что он лучше разбирается в том, что для тебя добро – тебе же по молодости твоей разобраться в этом отнюдь нелегко. Если он удовлетворится тобой, удовлетворюсь и я, если же он будет тобой недоволен, то я буду недоволен еще больше. Если он пожалуется на тебя, то это будет значить, что ты виноват, и я не посчитаюсь ни с какими доводами, которые ты будешь приводить в свое оправдание.

Теперь скажу тебе, чего я ожидаю от тебя в Турине и на чем настаиваю. Во-первых, чтобы каждое утро ты регулярно занимался с м-ром Хартом как древними языками, так и всеми остальными предметами, чтобы занятия эти продолжались столько времени, сколько найдет нужным м-р Харт, и проводились так, как он того потребует. Во-вторых, чтобы ты каждый день упражнялся в верховой езде, в танцах и фехтовании. В-третьих, чтобы ты в совершенстве овладел итальянским языком. И, наконец, чтобы вечера свои ты проводил в самом лучшем обществе. Я требую также, чтобы ты неукоснительно соблюдал расписание Академии и подчинялся всем ее правилам. Если ты будешь выполнять эти требования на протяжении года, который проживешь в Турине, я ничего больше не буду с тебя спрашивать и со своей стороны предоставлю тебе все, что ты только от меня спросишь. По истечении этого срока ты будешь полностью принадлежать себе – я буду спокоен за тебя, ни на чем не буду настаивать: дружба станет единственным связующим нас звеном. Прошу тебя, обдумай все это хорошенько и реши, не будут ли твое усердие и та степень сдержанности, которых я требую от тебя всего лишь на год, с лихвою окуплены многочисленными преимуществами и той полной свободой, которые ты потом получишь. Я уверен, что твой собственный здравый смысл не позволит тебе ни минуты раздумывать над тем, что выбрать. Да благословит тебя бог! Прощай.

Так как я до сих пор еще не получил писем сэра Джеймса Грея, которые рассчитывал получить, я вложу их в мое следующее письмо, которое, по всей вероятности, прибудет в Венецию одновременно с тобой.

XLVI

Лондон, 15 мая ст. ст. 1749 г.

Милый мой мальчик,