Письма моей сестры

– Сматывайся отсюда! – кричит какой-то мальчишка и швыряет в меня теннисным мячиком. Он попадает Фионе в лоб. Беллс смеется. – Мы спешим.

Я морщусь.

– Фиона, извините. Больно?

– Да, чувствительно. – Она выпрямляет спину.

– Проваливай! – снова говорит кто-то. Обычно все пассажиры ведут себя сдержанно и не говорят друг другу ни слова. Чего же сегодня они так разорались?

– Спокойно. Она просто хочет попрощаться со своей сестрой, – вдруг произносит пассажир, сидящий напротив Фионы и Беллс. Я благодарно смотрю на него.

– Да! Пускай остается и нормально попрощается, – добавляет кто-то.

Теперь мне улыбается даже Фиона.

– Давайте, прощайтесь быстрее.

Я нагибаюсь и неловко целую Беллс в макушку ее шляпки с эмблемой. Моя сумочка ударяет по большому животу Фионы.

– Я приеду к тебе, и я буду тебе писать, обещаю. А ты приедешь еще в Лондон?

– Да, Кэти, да.

Я набираюсь храбрости и делаю еще одну вещь, прежде чем меня выталкивают из вагона. Я целую ее в щеку.

– Пока, Беллс. Я очень рада, что ты приехала ко мне. – Порывшись в сумочке, я достаю нашу фотографию, которую сняли японцы на колесе обозрения. На компьютере Сэма я сделала себе копию. – Вот, возьми. Может, ты покажешь ее своим друзьям? Или вставишь в свой альбом?

– Да, Кэти, обязательно. Милое фото. Спасибо, Кэти. Спасибо.

Кондуктор испепеляет меня взглядом и наконец дует в свисток. Я бегу по платформе рядом с вагоном. Беллс машет мне, я машу ей в ответ, слезы льются по моим щекам.

– Пока, Беллс. Пока. – Я взмахиваю в последний раз.

Я останавливаюсь и тупо гляжу вслед поезду, не зная, что делать дальше. Потом поправляю платье, откидываю назад волосы и тяжело вздыхаю. Ты уходишь, а жизнь продолжается, говорю я себе. Тут мне в голову приходит утешительная мысль, и я улыбаюсь. Ведь я могла расстаться с Беллс, ничего ей не сказав, но этого не случилось. Я сказала ей, как мне было приятно видеть ее рядом; я почувствовала, что это хорошее начало. Крошечная частица моей семьи вернулась ко мне.

Я ухожу с опустевшей тихой платформы и возвращаюсь в нормальный, суматошный мир.

22

Дом показался мне жутковато тихим, когда я вернулась в него. Я спустилась на кухню, почти ожидая, что увижу, как Беллс сидит в углу, ест самодельные мюсли и тычет пальцем в скульптуру из молочных бутылок. Я ткнула вместо нее. Мне захотелось увидеть что-нибудь из ее вещей – книгу рецептов, пустую бутылку из-под диетической коки или противень, оставленный на столе. Но кухонный стол блестит чистотой. Мне даже не хватает песен Стиви Уандера. Не хватает почти так же, как в детстве, когда в доме перестала звучать мамина классическая музыка. Я включила радио – хоть какой-то шум.

Мне надо подготовиться к работе, но я никак не могу настроить себя на деловой лад. Я поднялась наверх, подошла к нашей спальне и невольно еще раз заглянула в спальню Беллс. В комнату опять вернулась белизна. Я решила убрать из угла лампу, но передумала. Пусть останется там. Мне так нравится.

Я долго стою под душем. Когда горячая струя ударяет мне в лицо, я вспоминаю о Сэме. Что мне делать? Пора сказать ему «прощай»? Но если мы расстанемся, где мне жить? Не пора ли мне купить собственное жилье? Мне почти тридцать. Что меня останавливает?

Я всегда жила у бойфрендов, избегая тягот ипотеки. Каждый заработанный пенни я вкладывала в свой бизнес. Так я плыла по течению десяток лет, фокусируясь на карьере и переходя от одного разочаровавшего меня партнера к другому. Невинности я лишилась в восемнадцать лет со Скоттом, электриком; его руки были покрыты татуировкой. Я познакомилась с ним, когда готовилась к выпускным экзаменам. Мы провели шесть чудесных месяцев. Я перебралась в его комнатку. Мама упрекала меня, что я совсем забросила родительский дом. «Ты приходишь домой, лишь чтобы помыться и бесплатно поесть», – ворчала она. Я и вправду была постоянно голодная, потому что мы могли себе позволить только кукурузные хлопья и опять кукурузные хлопья. И как мы радовались, когда обнаружили, что из мороженых фруктов и сливок можно приготовить новое блюдо – что-то наподобие крем-брюле.

Потом был Алекс, певец и гитарист, он разъезжал по стране с концертами. Я училась в художественном колледже в Лондоне и тут же поселилась у Алекса, чтобы не связываться со студенческим общежитием. Его квартира больше напоминала нору, но это не имело значения. Мне нравилось говорить маме, что я встала на ноги. Мне хотелось кричать: поглядите на меня – я в Лондоне, у меня есть бойфренд, жилье и я изучаю в колледже искусство.