Письма о русской поэзии

Опять Шопен не ищет выгод,Но, окрыляясь на лету,Один прокладывает выходИз вероятья в правоту.Задворки с выломанным лазом,Хибарки с паклей по бортам.Два клена в ряд, за третьим, разом —Соседней Рейтарской квартал.Весь день внимают клены детям,Когда ж мы ночью лампу жжемИ листья, как салфетки, метим,Крошатся огненным дождем.Тогда, насквозь проколобродив

Штыками белых пирамид,В шатрах каштановых напротивИз окон музыка гремит.Гремит Шопен, из окон грянув,А снизу, под его эффектПрямя подсвечники каштанов,На звезды смотрит прошлый век.Как бьют тогда в его сонате,Качая маятник громад,Часы разъездов и занятий,И снов без смерти, и фермат!Итак, опять из-под акацийПод экипажи парижан?Опять бежать и спотыкаться,

Как жизни тряский дилижанс?Опять трубить, и гнать, и звякать,И, мякоть в кровь поря, – опятьРождать рыданье, но не плакать,Не умирать, не умирать?Опять в сырую ночь в мальпостеПроездом в гости из гостейПодслушать пенье на погостеКолес, и листьев, и костей.В конце ж, как женщина, отпрянувИ чудом сдерживая прытьВпотьмах приставших горлопанов,Распятьем фортепьян застыть?

А век спустя, в самозащитеЗадев за белые цветы,Разбить о плиты общежитийПлиту крылатой правоты.Опять? И, посвятив соцветьямРояля гулкий ритуал,Всем девятнадцатым столетьемУпасть на старый тротуар. (I, 406–407)

Кроме падающего рояля Пастернак видит в хлебниковском тексте еще и то, чего, к сожалению, не видит Борис Кац. Видит потому, что это его тема – игра в орлянку. Она появляется у Пастернака рано и проходит через все творчество. В развитии этой темы Пастернак не менее разнообразен, чем Хлебников.

Пастернаковский повтор «опять, опять» – не дурная бесконечность торжества варварства над культурой, смерти и разрушения над жизнью, поскольку:

Опять Шопен не ищет выгод,Но, окрыляясь на лету,Один прокладывает выходИз вероятья в правоту.

Выход из вероятья в правоту какого-то высшего одиночества, смерти и воскресения – удел истинного поэта и для Пастернака, и для Хлебникова. Умрешь – начнешь опять сначала, по словам Блока. Шопен здесь не имя автора, а имя содержания всякого подлинного искусства, умирающего и воскресающего. Божественная природа слова и заставляет рояль застыть «распятьем» – ферматой вечной жизни.

«Умри и стань», – по завету Гёте. Превращение незатейливой игры в орлянку в «рояля гулкий ритуал» Пастернак легко прочитал в «Ночном обыске», и, возвращаясь к нему от колобродящего пастернаковского стихотворения, мы начинаем понимать то, о чем у Хлебникова, казалось бы, нет ни слова, – об особой спасительной миссии поэта в мире.

ЗАКОН ПОКОЛЕНИЙ

Людмиле и Катерине Богословским

Когда я отроком постиг закат,

Во мне – я верю – нечто возродилось,

Что где-то в тлен, как семя, обратилось:

Внутри себя открыл я древний клад.

Так ныне, всякий с детства уж богат

Всем, что издревле в праотцах копилось:

Еще во мне младенца сердце билось,

А был зрелей, чем дед, я во сто крат.

Иван Коневской. «Наследие веков»