Письма о современной литературе

Этот вопрос, эта потребность, а следовательно, и возможность жизни, жизни настоящей, самобытной, в нас пробудилась. Вместе с этим, как бы в ответ на вопрос, внимание наше обратилось ко всем самобытным проявлениям русской жизни, к древней истории, к обычаям народным, к устройству народной общественности, к языку, ко всему, в чем высказывается Русь. Хотя и здесь различны точки зрения, хотя подражательный взгляд и здесь еще думает удержаться, но уже образовалось целое литературное направление, в сущности, очень простое, направление, основанное на том, что русским надо быть русскими, другими словами, что без самостоятельности нравственной и жизненной – все ложно

. Если самостоятельности в нас нет и быть не может, то подобная истина для нас бесполезна и нас не восстановить духовно. Если же у нас есть самостоятельность, то достаточно этого сознания в ее необходимости, чтобы она пробудилась сама. Поднят огромный вопрос для русских людей, вопрос:

быть или не быть!

 – Быть же обезьяной для человека не значит быть.

При таком огромном, поднятом, но еще не решенном вопросе, – могут ли иметь место стихи и другие поэтические произведения? Мы сказали, что для поэтического творчества необходима известная степень самодовольства, внутренняя гармония. Но есть ли ей теперь место в человеке, означенном высоким талантом, следовательно, высокой степенью понимания? Исчезла прежняя вера в свое поэтическое направление, исчезла прежняя авторская беззаботность. Самая почва литературы колеблется под нами. Недоумение или разрешение вопроса, – вот что занимает мысль и душу русского человека. Последний русский поэт и стихотворец подражательной эпохи, Лермонтов уже касался раздумья, – но он нашел убежище в странном самодовольстве, в самодовольстве сухого, холодного эгоизма, в котором окончательно выступило наружу все сокровенное зло прежнего отвлеченного направления. Нам скажут, пожалуй, что и теперь можно найти самодовольство в светском обществе; но это не то самодовольство, которое мы разумеем в настоящем случае; мы выражаем здесь этим словом личное чувство внутренней душевной гармонии, удовлетворяющееся собою, чувство, в котором есть некоторый свой утонченный эгоизм; тупое светское самодовольство, бывающее именно тогда, когда в душе пусто, хоть шаром покати, – не имеет с этой гармонией ничего общего; о тех, кто удовлетворяется светскою жизнию, конечно, говорить не стоит; на почве светской жизни, на этой бесплодной почве, ничто не родится. – Кроме этого состояния, которое испытывает человек пред лицом еще решаемого вопроса, состояния, не допускающего самодовольства и гармонии, является теперь вместе с тем сомнение в самой основе поэзии нашей и в способах ее выражения. – При таких условиях поэзия невозможна. И точно, мы не видим поэтов (говорим теперь собственно о стихах); а если и есть они, то сочувствия они не находят и кажутся странными, грустными анахронизмами. Поэтов не по одному названию, а по истинному дарованию очень немного, да и стихотворцев без дарования, с одним умением писать стихи, также небольшое число. – Дарования современных поэтов бледны; стих их, хотя часто прекрасный, не имеет свежести. Замечательнее всех по оригинальному и свежему стиху, и потому составляющий исключение, г. Полонский; от его стиха дышит ароматом поэзии, тогда как стихи других – большею частью увядшие, безуханные цветы. Впрочем, надо сказать, что эта свежесть стиха реже встречается в теперешних произведениях г. Полонского.