1936. III.24. № 53. Соловки. Дорогая мамочка, опять я давно не получаю от тебя никаких сведений, как равным образом и о тебе. Здорова ли ты? Как живешь? Получаешь ли письма от Лили и Андрея. Ничего не знаю я о жизни их детей. Если у тебя будет возможность написать мне, то сообщи о младшем поколении. Моя жизнь настолько однообразна, что не знаю даже, что могу сообщить нового, т. е. из событий и обстоятельств. Кажется, — ничего. По прежнему живу при заводской лаборатории, точнее — в заводской лаборатории, т. к. провожу в ней большую часть суток, а спать ухожу в комнату за стеною лаборатории. Работы очень много, не поспеваю делать и части намеченного мною на день. К тому же оторванность от литературы, снабжения и людей весьма осложняет ход работы и делает коэффициент полезного действия очень малым. Припоминаешь ли «Таинственный Остров» Жюля Верна. Приходится работать именно так, т. е. все начинать сначала. Положим, мне потребовался железный купорос, взамен некоторых других продуктов, которых здесь нет. Ho и железного купороса не оказывается, надо делать самому из железной стружки. Если бы дело шло о граммах, то это было бы ничего. Ho когда надо производить 10—20 кг, т. е. открывать хотя и маленькое, но производство, то это уже сложно: нет посуды, негде расположиться с вонючими реакциями. И так—все: то нет ящика, то банки, то таза, то сковородки и т. д. Необходим вакуум, но нет насоса. Приходится думать как соорудить насос. Ho для ртутного насоса (и ртути нет) нужен т. н. форвакуум, т. е. насос предварительной откачки. Его тоже нет, надо придумывать. Намечен паровой эжектор. Ho нет пара достаточного давления, а для конструирования эжектора — нет литературы. Опять ищи выхода. Чтобы сделать шаг вперед, каждый раз приходится проходить все шаги, пройденные техникой и изобретать, как выйти из положения. А на это требуется время и силы. Конечно, совершенно естественно, что отдаленный Соловецкий архипелаг, лишенный сообщения с материком в течение 8 месяцев в году и к тому же вовсе не предназначенный для научно–технической работы, не обезпечивает всем необходимым для работы; даже и Москва не обезпечивает получением всего потребного в готовом виде. Скорее наоборот, приходится удивляться, когда все же что‑то находится и когда удается выйти из затруднений сравнительно без больших усилий. Много значит в этом отношении малочисленность островного населения с вытекающим отсюда большим или меньшим знакомством каждого с каждым; благодаря этому знакомству (по здешнему это, на воровском языке, называется «блатом») удается узнать, что где имеется или что может итти в качестве заменителя чего‑нибудь необходимого. Много значит также не формальное отношение к делу лагерного руководства, — что возможно и облегчено тою их* малочисленностью населения. Чувствуется хозяин, который может распорядиться и распоряжается по существу дела, если это действительно необходимо. В этом отношении обособленная жизнь на острове представляет преимущество пред материковой, где неизбежна меньшая концентрированность всего дела, а следовательно—и менее конкретное вникание в частности его. Когда‑то в детстве я мечтал жить на острове. Правда, этот остров представлялся мне вроде Сейшельских островов, т. е. с кокосовыми пальмами и прочими тропическими растениями. Мне казалось, что жить на острове очень уютно и интересно— по причине приливов и отливов, обнажения морского дна, а также по независимости от прочего мира. Б. Соловецкий остров слишком велик, чтобы воспринимать его вполне ясно как остров. Кажется, тут даже нет точки, из которой была бы видна вся целиком береговая линия. Ho тем не менее он — остров. Это сказывается, в частности, на отсутствии здесь крупных хищников, напр, волков. Говорят, в некоторые годы лисы перебегают сюда по льдинам в поисках за добычей * Если это и так, то — в виде исключения. — Довольна ли ты Наташей? Я не представляю ее себе, т. к. видел мельком и много лет тому назад. Анна пишет, что Васюшка доволен и удовлетворен. Ho безпокоит меня, что я никому из вас, ни тебе, ни Анне, ни детям, не могу ничем помогать и что вы предоставлены самим себе. Эта мысль не покидает меня, даже в моменты наиболее напряженной работы, и тщетно я убеждаю себя, что не стоит думать о том, чего изменить я не могу. Крепко целую тебя, дорогая мамочка. Уже б й час, и моя голова и рука отказываются работать. Еще раз целую тебя и Люсю, привет Шуре.