Письма с Дальнего Востока и Соловков

1936. ХІ.22. Соловки. № 81[2389]

Дорогая Аннуля. Настала настоящая солэвецкая осень. То подморозит, то снова растает. Ірязь. Порой холодный северный ветер. Неожиданно прояснится, и небо расцвечивается нежнейшими чудными тонами. Теперь ведь уже близко время, когда «одна заря сменить другую спешит», как и летом, но с другого конца. Сегодня, ок. 9 ч. утра шел по дороге к Кремлю. Небо было моего любимого, зеленоватого тона, прорывающегося чрез сети розовых облаков, розово–серых, сиреневых. В такие дни особенно тоскливо. Вспоминаетесь вы. Ho, кажется, единственное, что могу сделать для вас—это рисовать вам водоросли, которые мне самому особенно понравились. В настоящем письме присылаю одну, в нескольких видах, т. е. при разных увеличениях, —известковую водоросль из семейства кораллиновых. К сожалению не могу определить ее ботанического вида за отсутствием определителя. На днях получил письмо от мамы. Ответил ей, а там же пишу Кире и Мику. Часто вспоминается, как я встречал вас в Сково- родине и проводил на квартиру, как помогал тебе умыться с дороги. С тех пор идет, вот, уже третья зима, а я все не вижу тебя. ХІ.23—24. Ho лишь бы вы чувствовали себя бодро, были здоровы и благополучны. Ho в том‑то и дело, что нет у меня уверенности ни в том, ни в другом, ни в третьем. В частности безпокоит Кирилл—ты писала, что он грустный, неизвестно отчего. В твоем письме было также, что он недостаточно усердно занимается. Верно ли это? М. б., просто устает за неделю и потому старается отдохнуть в выходной день. Относительно Мика я в душе уверен, что его отлынивание от серьезных занятий—временное и что потом он резко изменится. М. б. и лучше, чтобы он был побольше на воздухе и не переутомлялся, раз он все еще слишком нервіый и слабый. Ho тем не менее, мне хотелось бы, чтобы Мик набирался побольше конкретных впечатлений—от природы, искусства, языка. Очень важно приступать, впоследствии, к серьезіым занятиям, с багажом восприятий, а не строиться в пустите и отвлеченно. Тогда, если будет этот запас конкретных образов, цветов, запахов, звуков, вкусов, пейзажей, растений и т. то этот запас может легко оформиться и дать твердую почв^ для отвлеченных построений. Если же его нет, если понятие не сопровождается образом, если отвлечение—только отвлеченно, то оно лишено какой бы то ни было цены и скорее вредно, чем полезно, для развития ума: становится мертвящей догмой, оэуживает дух, лишает его свободы и творчества. Это будет в ілохом смысле слова система. Systemglaube ist Aberglaube, скгзал Новалис, —Системоверие есть Суеверие. Люди нового времени, начиная с эпохи Возрождения, все более и более заражалжсь Системоверием, подменою чувства реальности отвлеченными формулами, которые уже не несут функции быть символами реальности, а становятся сами суррогатом реальности. Так человечество погружалось в иллюзионизм, в утрату связи с миром и в пустоту, а отсюда и необходимое следствие—скука, уныние, разъедающий скепсис, отсутствие здравого смысла. Схема, как схема, сама по себе, не контролируемая живым восприятием мира, не подлежит и серьезной проверке: всякая схема м. б. хороша—в смысле удачно сама в себе построена. Ho мировоззрение—не шахматная игра, не построение схем впустую, без опоры в опыте и без целеустремленности к жизни. Как бы ни была она сама в себе остроумно построена, без этого основания и без этой цели она лишена ценности. Вот почему я считаю совершенно необходимым в молодом возрасте накоплять конкретное мировосприятие и лишь в более зрелом оформлять его. Конечно, мне хотелось бы помочь Мику углубиться в то, что он видит своими глазами, но это—не главное, надеюсь, что выберется и сам в свое время. Крепко целую тебя, моя дорогая. Очень сейчас неуютно—дует ветер, свистит, воет, по комнате проносятся холодные порывы. Тем крепче вспоминаю вас.