Читаем Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 полностью

Буду рассказывать, как живу. Встаю я, должно быть, рано, а может быть, под местной широтой дни вдвое длиннее наших северных дней. Иду мыться, потом пью чай, читаю, пишу, смотрю в окно — до обеда. Обед приносят в полдень. Дают два блюда, — первое — нечто универсальное. В этом ястве соединены все виды круп и овощей, есть в нем мясо, есть перец, иногда есть соль, но никогда нет ни тараканов, ни каких-либо иных насекомых — и именно это последнее и чрезвычайное обстоятельство и является главным достоинством кушанья. Потом дают котлеты — прекрасные котлеты для наказания чревоугодников! Я их ем, ибо я понимаю: смертных затем и сажают в тюрьмы, чтоб они испытывали кое-что неприятное. Еще я покупаю яйца, булки, сыр и — говоря серьезно — в общем питаюсь хорошо. Самочувствие — тоже удовлетворительно, оно даже лучше, чем было в Нижнем за последнее время. Гиббона скоро прочту. Очень жалею, что не взял с собой Плутарха, — и кстати прошу — не давай никому моих книг. Пожалуйста, береги их. Поедешь на дачу, хорошенько уложи их, запри, покрой сверху клеенкой или чем-нибудь непромокаемым и поставь в сухое место. Я должен Гец три рубля за переплеты. Отбери также книги у Ланина. Поведение птиц меня радует — милые существа! Мне будет грустно не найти их по возвращении, особенно я пожалею о снегирях и лазоревках.

Продолжаю описание моего дня. После обеда — повторяю программу утра. Часов в шесть — пью чай. Опять читаю, пишу, смотрю в окно. Ложусь, по обыкновению, поздно. В камере всю ночь, до утра, горит лампа, — это, я думаю, сделано для того, чтоб ключник мог, взглянув в окошечко, устроенное в двери, видеть, не перепиливаю ли я решеток в окнах или не собираюсь ли повеситься. Я не хочу ни того, ни другого, тем более, что решетки чертовски толстые, под окном ходит часовой, а вешаться — не на чем.

Замок стоит на скале, над Курой, и от стены его до края отвесной скалы не более двух аршин расстояния. Кура — грязна, как кухарка, и ревет, как бешеная. Ее течение настолько быстро, что я удивляюсь, как она не разрушит фундаменты домов, которые она омывает, и не подмоет скалу, служащую основанием замка. Она не широка — я из своего окна различаю физиономии на том берегу. Против моих окон — кожевенные заводы, каменные, правильной кубической формы, дома с плоскими, залитыми цементом, крышами. Целыми днями на крышах работают кожевники. Тут же что-то вроде постоялого двора, куда ежедневно туземцы приводят баранов, ишаков, чем-то нагруженных мулов. В реке — иногда ловят рыбу наметкой. Первая линия домов против моих окон стоит в воде, и, постепенно поднимаясь по горе, дома влезают на высоту крыши замка. Они очень оригинальны и грязны, некоторые окрашены в синюю краску — здесь своя эстетика — все они с террасами. На террасах кейфуют восточные человеки, иногда являются фигуры женщин в широких белых покрывалах. Вижу я также ребятишек, но, кроме злого шума Куры и, иногда, заунывной музыки зурны, — ничего не слышу. А должно быть много шума и движения, много своеобычной жизни среди этих неуклюжих домов, в узких улицах, ползущих по горе. Вся эта часть города кажется грудой хлама, выброшенного из мешка и рассыпавшегося по горе от вершины ее до волн реки. Ее могли бы оживить и скрасить церкви, и тут есть две, но местная церковная архитектура — отвратительна. В церквах здесь — я имею в виду только архитектуру — ничего величественного, торжественного, поднимающего дух, к тому же и окрашены они в цвет глины, а не белые, как у нас. Колокола — мелкие, благовест — бледный, почти утопающий в шуме реки и уличной жизни. Красивым в этой части города являются развалины тифлисской крепости. Это очень величественное сооружение, напоминающее немного Херсонес — помнишь? — но более массивное и более прочной кладки. В свое время это укрепление, должно быть, было неприступным и само по себе и по месту устройства. Вот и все, что я вижу из окна. Наблюдаю работу кожевников и жизнь одной девочки, которая целыми днями возится на балконе одного из этих мрачных домов.

Если меня выпустят на поруки и если я отсюда поеду не тем порядком, как ехал сюда, — приобрету снимок с этой части города и с замка. А также — схожу в местный музей, полный интереснейших вещей.

Спасибо тебе за присланную заметку «Курьера» о книжках, но ты не присылай печатных отзывов, а попроси редактора «Листка» — и попроси, пожалуйста, от своего имени — чтоб они откладывали все, что меня коснется, или передавали тебе.

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза