Читаем Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 полностью

Составил план романа «Павел Власов» — в трех частях: Ссылка, В работе, Революция.

Это буду писать с удовольствием! И, кажется, напишу приличную вещь. Готовлюсь, понемногу, к пьесе «Император». Мало материалов! А то бы я уже много сделал.

Буду писать пьесу «Безумцы». Герои — все рабочие, время — московское восстание. Драк — не будет, но — будет пафос. Впрочем — это журавль в небе.

Вообще — я хочу и могу работать, — жаль, спина болит!

И раздражают проклятые товарищи-писатели, мещане, помешавшиеся на деньгах, мелочные, жадные, чорт бы их побрал с женами и детьми! Это — наказание мое! Источник огорчений и острого стыда за людей. Порой так тяжело — кожа ноет. В такой момент они вдруг отдали себя во власть жадности и смешного, мелкого честолюбия!

Иван Павлович — хотите пари?

Я ставлю 100 р. против Вашего гривенника и говорю: кадеты в Думе будут вотировать с правыми. Хотите? Или Вам это тоже ясно? Какая сволочь этот Милюков, а? Унизиться до названия «красной тряпкой» того знамени, которое — он знает это, мерзавец! — окрашено кровью сотен лучших людей.

От Арзамаса прошел отец Федор Владимирский — христианин-социалист. От Саратова — Михаил Егоров Березин, мой учитель по Казани, с.-д.

Газеты — волнуют, но в Россию — не хочется. Ибо — там не будешь работать, а мне кажется — сейчас для меня эго самое главное.

Ну, всего доброго!

Сердечное спасибо за газеты, журналы, табак — еще не полученный, — за все Ваши заботы. Крепко жму руку. Кланяюсь.


А. Пешков


Вы скажите Ашу — если перевод будет сделан хорошо — мы напечатаем пьесу. Это я говорю после разговора с К[онстантином] П[етровичем], прочитавшим ее. Рукопись — при сем посылаю.

405

Д. Я. АЙЗМАНУ

12 [25] февраля 1907, Капри.


Рассказ, по-моему, хороший и даже — очень, хотя речь «Мосея» о «сердце бытия» теряет свой истинно трагический характер там, где говорится о русском генерале.

Имейте в виду, что слова «полтинничная» и «байструк» по приложению ко Христу и Марии являются с точки зрения «Уложения о наказаниях» богохульством, цензура к ним привяжется, и может возникнуть «дело». Лучше выкинуть эти слова.

Вы не замечаете, что у Вас в этом рассказе слишком обильно посеян союз «и»? Читая вслух — получается некий некрасивый визг — и-и-и-и.

Злоупотребление этим звуком даже Андрееву не всегда благополучно сходит с рук.

Истории с деньгами — не понимаю. Вам давно уже Должны их выслать. Сегодня же напишу, чтобы выслали больше.

Почему Вы не прислали «Чету Краоковских»? Присылайте. У нас выходят пять сборников, в них есть крупные вещи, и они должны пойти хорошо — значит, Ваши вещи будут иметь много читателей.

Печатается моя «Мать», новый рассказ Андреева, очень интересный, вересаевские «Записки военного врача» и еще много славных вещей. «Терновый куст» идет — кажется— в 16-м, «Сердце» поместим в 17-й.

Присылайте-ка и «Чету». Вам следует писать и печатать больше. И не следует увлекаться пессимизмом.


Крепко жму руку.

А. Пешков

406

И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

22 или 23 февраля [7 или 8 марта] 1907, Капри.


Дорогой Иван Павлович!


Посылаю «Патруль», несколько исправленный мною. Он, вероятно, будет напечатан в одном из ближайших сборников.

«Мира божия», т. е. «Современ[ного] мира», не получаю, хотя уже вышла вторая книга. Простите, что надоедаю Вам этим!

Во всю силу пишу «Шпиона» — очень занимает меня сей рассказ.

Как живется? Ко мне скоро приедет В. А. Десницкий и С. И. Гусев, также Айзман. Ух!

Но я до той поры кончу рассказ. А интересный человек Жеромский.

Кстати: прилагаю ответ «Французскому Меркурию» по вопросу о религии и венграм о Николае I.

Это просто для того, чтоб Вы знали о поступках моих.

Обе вещи еще не печатались.

Крепко жму руку, кланяюсь.


А. Пешков


Вдруг получил 1000 папирос! Был рад и счастлив и благодарил Вас.

407

Е. Н. ЧИРИКОВУ

Ты спрашиваешь, Евгений Николаевич, нравится ли мне твоя «Легенда»? Не нравится, очень. Даже больше чем не нравится — огорчает. Мне было грустно читать «Огни» и так же грустно «Легенду», а потом грусть сменяется чувством досады на тебя — не за свое дело берешься ты, кажется мне, и ставишь себя пред лицом читателя в смешную позу. Речь идет, разумеется, о моем впечатлении, я не учу, не критикую, а просто отвечаю на вопрос твой.

«Почему?» — А потому, что писать на такие темы не следует, не чувствуя духа времени, которое изображаешь, не видя лиц, о которых говоришь. Пишешь ты небрежно: твои придворные говорят языком российских провинциалов — «почему вами игнорировано небо?», «аккуратно», «окажите протекцию» и т. д. Но — что сделано, — сделано. Ругать тебя будут свирепо.

Не обижайся на меня. У меня странное впечатление вызывает современная литература, — только Бунин верен себе, все же остальные пришли в какой-то дикий раж и, видимо, не отдают себе отчета в делах своих. Чувствуется чье-то чужое — злое, вредное, искажающее людей влияние, и порою кажется, что оно сознательно враждебно всем вам — тебе, Серафимовичу, Юшкевичу и т. д.

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза