Письма. Том III (1936)

Спасибо, родная наша Зиночка, за Ваши сильные и прекрасные письма. Как хорошо работает Ваша психическая энергия и противостоит всем злым стрелам. Знаем, откуда идет веяние на Миллера, потому будьте с ним очень осторожны. Так много злобных боковых источников, и нужно быть с ними весьма осмотрительными. Замечательно наблюдать, как даже полезнейшие люди могут быть частично парализованы. Весьма ценим суждение Брата, ибо он уже хотя бы и внутренне оказал много пользы. Хочется именно Вам шепнуть нашу радость о Вашей прочной психической энергии. Надеемся, что Морис оправился и теперь особенно зорко стоит на страже Музея и протестует против всех злоупотреблений. Получил ли Фокин мою книгу, как видно, она была послана вовремя? Ведь мы не предполагали ухода Мордкина и Ваших последующих переговоров. Сообщаю Вам адрес писателя под псевдонимом Гри, помещающего фельетоны из Америки в рижской газете «Сегодня». Думается, если бы Вам удалось его повидать и без всякого аларма широко рассказать об Учреждениях, об аффилиации с Фокиным, о Бостонской выставке и о всяких созидательных преуспеяниях, это было бы хорошо. Не нужно допустить, чтобы через этот канал в рижскую прессу могли проникнуть какие-либо мрачно алармические сведения. Итак, еще раз шлем Вам наши самые сердечные мысли. Е. И. так рада удостоверить Вашу сильную и добрую психическую энергию — страж верный. О многом знаменательном можно бы писать, но в письмо не вместится. Привет С. М. и Морису.

Сердцем и Духом с Вами,

Н.

[P. S.] Анри Гри — Гарри Гиршфельд: 1326 Madison Ave[nue]. New York.

199

Е. И. Рерих, Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант, К. Кэмпбелл и М. Лихтману

26 окт[ября] 1936 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 112

Родные наши Зин[а], Фр[ансис], Амр[ида] и Мор[ис],

За эти дни пришло письмо Зины от 6 окт[ября]. Мы порадовались сильно открытию Школы, содружеству с Фокиным и по другим классам. Можно сердечно поздравить Зину с такою победою, ибо начать Школу при всех существующих адских условиях весьма трудно. Удалось ли также сделать Совет Преподавателей в качестве еще одного охранительного аппарата? Также надеемся, что теперь уже вполне съехались члены Образовательного Комитета, и они могут в собрании еще раз выразиться обо всем происходящем. Теперь уже вернулся Морис, и таким образом надзор за состоянием Музея будет еще усилен.

Еще и еще повторяем, что по декларации 1929 года Музей не может быть исковеркан. Ведь все мы подписывали эту декларацию не как просьбу о принятии Музея государством, но именно как нашу твердую и непоколебимую декларацию в том, что мы считаем Музей со всем его содержимым собственностью нации. Наверное, злоумышленники в желании все разрушить будут напирать на то, что Правительство не прислало письменного ответа на декларацию. Но если наши юристы внимательно прочтут текст декларации, то они убедятся в том, что она и не требовала никакого ответа, ибо ЭТО БЫЛА ДЕКЛАРАЦИЯ, а не просьба. Если бы Правительство было вообще против декларации, то в таком случае оно бы и уведомило нас письменно. Но ведь этого не было, и таким образом уже семь лет декларация была в силе, ничем и никем не опровергнутая. Вы отлично помните, что мы все единодушно подписали эту декларацию, именно понимая ее как таковую, а не в каких-либо просительных выражениях. Отлично помню, что Морис заботился именно о такой редакции декларации. Вдумались ли наши юристы о декларации вообще и о том, что она является прочною защитою Музея?