Письма. Том III (1936)

Чудовищно подумать, что преступники хотят требовать средства экспедиции через тринадцать лет! Если бы опросить всех исследователей, получавших значительные суммы на экспедиции, и сказать им, что какие-то предусмотренные Шекспиром типы через тринадцать лет потребовали бы эти суммы обратно, то, наверное, и Свен Гедин, и Стейн, и все прочие исследователи просто ужаснулись бы и не поверили, что нечто подобное могло произойти. Чтобы Учреждение, получив весь результат экспедиции, широко опубликовав эту свою экспедицию, приняв все моральные и прочие признания и преимущества, после тринадцати лет стало бы требовать возврата всех сумм, оставляя за собою все результаты, все накопления, все идеи, — не может уместиться в здравом человеческом мышлении. Чтобы человек, дав свою полную расписку, опять стал бы требовать все суммы, распиской ликвидированные, — ведь это можно ожидать лишь со стороны величайшего мошенника. Чтобы человек использовал за тринадцать лет всю трудоспособность, все накопления и опытность сотрудников и, воспользовавшись средствами, заложенными ими в основание дел, в которые он вошел уже позднее, выбросил бы всю первоначальную группу сотрудников — ведь это не может же быть допущено в общественном строительстве?! При любом государственном строе такой произвол вообще недопустим! Хорошо, что Вы все трое знаете, что никаких других сумм, кроме как употребленных на экспедицию, мы не получали. Хорошо, что Вы все трое знаете, что векселя, условно подписанные для каких-то текникалитис, заключают в себе именно суммы на первые года экспедиции. Большое счастье, что Вы все трое в это время были в Нью-Йорке и знали, как эти условные векселя были вполне ликвидированы, в чем имеется собственноручно подписанный Хоршем документ. Все Вы знаете, как он умел представить необходимость подписи для каких-то текникалитис. Ведь и Вам неоднократно [приходилось] под давлением его подписывать бумаги, которые Вам даже не давались на прочтение. Шесть с половиной лет продолжалась экспедиция, пусть те близорукие люди, которым кажутся экспедиционные суммы большими, пусть они разделят их по числу лет и пусть спросят Свена Гедина, сколько ему стоил год экспедиции? Или спросите Ситроеновскую экспедицию, сколько у них было участников и каковы были содержания. А ведь мы трое жалованья не получали, полагая суммы лишь на неотложные расходы по экспедиции. Тысяча картин в музее, которые в разных документах были оценены в пять миллионов долларов самим Леви, — тоже результат экспедиции. Обо всем этом мы уже писали многократно, и Вы-то знаете, как ближайшие свидетели и сотрудники этого культурного строительства, но повторите это все тем, кто недостаточно уяснил себе истинное положение этого преступного грабительского нападения. Ведь все мы и Вы по доверию предоставляли Хоршу полное распоряжение Домом. И во всем прочем мы все выказали Хоршу полнейшее доверие, как и полагается, по нашему убеждению, в общественных делах. Даже посторонние люди замечают всю странность, что именно после окончания ресивершипа он объявил себя единым владельцем всех шер. Неужели это обстоятельство не бросается в глаза судьям? Значит, Хорш действовал по принципу «сначала дать, а затем многократно обобрать». Как хорошо, что ни Вы, ни мы за все это время ни в чем не менялись, и никто не мог бы сказать, что в нас всех произошли какие-то перемены, наоборот, мы-то по-прежнему работаем на том же поле культуры, а вот со стороны трио произошли неслыханные сальто-мортале и вольт-фасы, показанные им почти на другой же день после завершения ресивершипа. Мы-то все ни на кого не нападали, но подверглись самому грубому и оскорбительному нападению. Захватчики не стеснялись новым тяжким преступлением контемпт оф корт, ворвались в Школу и «Пресс» и выкрали личные и принадлежащие Учреждениям документы. Неужели и все это допустимо? Ни Вы, ни мы никакого проступка не совершили, кроме доверия к Хоршу. Тем не менее Хорш может и самоуправничать, и вторгаться, и присваивать, и клеветать, порочить имена, допускать всякие махинации и манипуляции, а некоторые люди будут все-таки говорить: ему-то все возможно, а нам даже нельзя поднять голос и требовать справедливости. Иногда нам кажется, что если бы Хорш сжег не только книги, документы, но и весь Музей, то и то[гда] нашлись бы некоторые люди, оправдывающие его в таком чудовищном вандализме!