Письма. Том III (1936)

Пришло письмо Зины от 11 ноября со вложением чудовищного аффидевита. Между прочим, письмо носило следы вскрытия. Одна печать была сломана и сильно обмазана клеем, так что часть страницы осталась приклеенной к конверту. О чудовищном аффидевите можно лишь сказать, что преступники впали в последнюю степень злоумышления. Вероломство белокурой неслыханно. Иуда-предатель, совершив свое злодейство, все же устыдился и повесился, но современные его последователи поступают иначе и, видимо, наслаждаются своим безобразием и мерзостью. Посылаем Вам копии писем и телеграмм белокурой 1930 года. Кроме того, посылаем копии свидетельства известного французского доктора Лапэра, в делах было и свидетельство д-ра Лозины, кот[орый], во всяком случае, не родственник наш. Мы с ним познакомились впервые в Париже перед нашим отъездом в Наггар. Как Вы знаете, Лозина по паспорту итальянец. Первоначально предполагался доктор-француз, и лишь ввиду непредвиденных семейных обстоятельств, удержавших его, произошло приглашение Лозины. Когда к посылаемым сейчас копиям писаний белокурой Вы прочтете адвокатам уже ранее Вам посланные семнадцать ее писем от 1935 года, написанные ею по пути в Америку, то каждый судья должен опорочить такого недобросовестного свидетеля. Конечно, Вы прочтете эти ее письма и Сток[су], и Сутро, и всем, кому полезно знать истинную сущность злоумышленников. Если белокурая лгала и американскому, и здешнему правительству, то почему же она лгала и своему будущему покровителю Хоршу (среди посылаемых писем Вы найдете и копии ее письма к нему)?

Как всегда, в нужный момент является неожиданное обстоятельство. Нежданно приехал в наши края и поселился поблизости медикал оффисер[600]

— врач старого Кашгарского русского консульства, славившийся там своею опытностью, с которым мы встретились еще в нашу бытность в Кашгаре. Вы понимаете, насколько такое соседство ценно для нас. Он уже установил некоторый режим для Е. И. Обратимся теперь к той части аффидевита, где преступник пытается ниспровергнуть нас, намекая о каком-то вымогательстве. Прекрасно, что Вы, трое основных зачинателей с нами дела, находитесь в Нью-Йорке. Вы знаете, как Хорш подошел уже к готовому делу, как мы же его поставили сперва казначеем, а потом председателем, предоставили ему полное распоряжение всею финансовою частью и непосредственными действиями, дав ему ото всех нас полнейшее доверие. Неужели же наше общее служение Культуре может считаться чем-то предосудительным? Неужели открытие Школы или обмен художественных ценностей, выставки, лекции, устройство содружеств и кооперативов — все это является чем-то предосудительным? Научный институт, издательство, охранение культурных сокровищ — неужели все это есть нечто осуждаемое? Вы помните восклицание мистера Шоллэ, когда он, ознакомившись с нашими программами, сказал: «Какие блестящие достижения могут быть с такими идеями!» Наши адвокаты должны помнить, что буквально каждая подробность наших программ не является чем-то беспочвенным, но проверена на долгом опыте. Не только в других странах, но и в самой Америке многочисленные успешные подражания нашему делу показывают жизненность и основательность этих идей. Вы также знаете, что пресловутый резиновый миллион значится за Учреждениями, и потому его ложные обвинения о каких-то суммах, данных мне частным образом, совершенно отпадают и лишь еще раз свидетельствуют о беспринципности Хорша. Пусть г-н Хорш припомнит, чем он был в 1922 году при своем миллионе и какое положение он получил сейчас благодаря данным ему культурным идеям! Упоминать о каких-то спиритических сеансах тем более нелепо, что в настоящее время, как Франсис правильно говорит, изучение метафизики даже входит в университетский курс. Беспрепятственно существуют Аркэн Скул[601] и Тэмпль Артизан[602], где, между прочим, участвовал и Глиин. Престранен весь темный маскарад Глиина, наверное, об этом маскараде знают и Брат, и многие другие. Ведь такого замаскированного Спарафучиле и полиция когда-нибудь может арестовать. С честными намерениями маски не надевают!