Письма. Том III (1936)

Радуемся сведению от Клайд, дай Бог, чтобы это было добрым началом. Когда сердечный огонь горит, то многое становится легче. Где-то находятся Херд, жившие в доме, которых знала Франсис. Ведь они, кажется, из Оклахомы. Они были очень симпатичные люди. По телеграмме трудно судить, в какой именно форме слышала пианистка. Не сомневаемся, что со своей стороны бывший «друг» не дремлет. Потому-то так важно было, чтобы пиан[истка] устно указала бы на его недопустимые действия в кооперации с трио. Тогда, может быть, его инсинуации теряли бы свою силу. Из письма Зин[ы] мы еще не видели, чтобы она говорила о бывшем «друге», казалось, что она говорила лишь о трио. Понимаем, что ей можно действовать лишь в пределах возможности. Невероятно допустить, чтобы глава хотел бы вписать в историю такой скандал, о котором мечтает трио. В следующих письмах мы, вероятно, узнаем, дал ли Ф. Ст[окс] аффидевит, какие именно Ваши сворн стэтментс[197], ведь теперь проделка с налогами и желание распродажи, наверное, главная мечта трио и всех темных, которые с ними. Вот и репорт Хорнера уже два дня как в пути. Дойдет он, надо надеяться, в половине апреля — пусть адвокаты примут это в расчет, и, если нужно, опять отложат, чтобы ознакомиться и с этим материалом. Юрий пишет Франсис письмо в официальной форме, чтобы, если она хочет, могла бы показать его и адвокатам. Еще раз подчеркиваю, что, кроме письма Уолл[еса] «ту лиид энд протект ве экспедишен» и той бумаги, копию которой мы сейчас прилагаем, никакого другого контракта или агриимента

[198] не было. Франс[ис] при всем присутствовала и знает, как все делалось. Был еще подписан бонд страхования на случай нашей смерти, и был еще открытый лист от Деп[артамента] Агр[икультуры] к местным властям, тот лист мы вернули Деп[артаменту] уже осенью, ведь это был не контракт, а обычный интродектери[199]

лист. Имеем фотостат и с него, со всеми быками и плугами — ни разу пользоваться этим листом нам и не пришлось. Сейчас, конечно, главное — защита картин, об исках за клевету Шу[льц], как человек опытный и осторожный, даст, конечно, лучший совет. Ведь это оружие хорошо, когда употреблено в должный момент. Воображаем, какая напряженность у Вас и как каждый день приносит свои трудности и возможности. Воздушная почта будет приходить еще на день позднее. Чувствуйте, насколько мы всегда с Вами, лишь в неделимом единении дойдем до справедливости и до Света. Теперь все необычно повсюду. Так и «Коз селебр», Священный Поход за культуру, будет неповторяемым фактом, актом борьбы Света с тьмою. Самые сердечные мысли всем Вам и всем друзьям, вставшим за правду. Не было ли еще собрания нового Комитета Друзей Музея и как устраивается еще новый Комитет или Субкомитет — не знаем, какое наименование будет избрано друзьями? Храните здоровье.

Сердцем и духом с Вами,

Р[ерих]

Родные и любимые наши, спешно приписываю и мою страничку. Так остро чувствую все, что приходится Вам переживать в течение одного дня. Ведь Битва УЖАСНА! Но Сила Удара Света соизмеряется с напряж[ением] сопротивления. Для всего будущего нужна битва и яркая победа. Ничто и никто не может идти против Сил Света, потому примем все фазы битвы в полном доверии и в сердечной устремленности. Ни на минуту не будем забывать, как каждое положение может быть изменено. Привожу записи: «Вы обращаете внимание на мировое смятение, но это лишь начало. Сат[ана] боится расширять дело, но Мы готовы идти к Свету. Происходящее в Ам[ерике] есть прототип мировых событий. Также все темные тянутся к темному, но загораются все, кто содержат искру Света. Великое Время!»[200]

«Страх и ужас образуют своеобразный магнит. Можно догадаться, что привлекается таким магнитом! Народ замечает, что от страха темнеет в глазах; именно тьма наступает на обуянного ужасом. Человек каждое мгновение вызывает Свет или тьму»[201].

«Имена предателей также впишутся в Историю человечества. Но куда уйдут предатели в Тонком Мире, когда прояснится память? Не стыд перед другими, но неутолимая горечь позора в сердце загонит предателей в лед и пламя. И где будут те, кто нашептывали им предательство? Отчего не помогают они сынам своим? Они не придут искать их во мраке. Ужасно состояние предателей — убийц тела и духа!»[202]

«Нельзя неосторожно разлить яд. Множества заражаются, и никто не поймет, где положена отрава. Темные отравители! Знаете ли всех жертв Ваших? Но не останетесь в неведении, проявится зрение Ваше и увидите во всех концах свои деяния, — так осудят себя отравители. Битва велика, будем очень осторожны»[203].