Письма царской семьи из заточения

Царская семья переносила все лишения, оскорбления и самые тяжелые испытания с величайшим достоинством, ни на что не жалуясь, с христианским смирением и страдальческой кротостью, производившими неизгладимое впечатление на всех окружающих. И вот настроение большей части русских охранников начинает постепенно меняться. Они удивлены незлобивостью царственных узников, подкуплены их простотой и мягкостью обращения, поражены их истовым благочестием и глубокой религиозностью, чувствуют себя обезоруженными перед их несокрушимой бодростью и величием духа. Духовная высота государя и его семьи внушает им уважение, и многие из них начинают сознавать всю низость своего поведения. И понемногу у этих темных людей просыпалась совесть, непристойные песни стали слышаться реже, а хулиганские выходки и издевательства уступали место раскаянию и состраданию.

Почтовая карточка от императрицы на имя доктора В.Н. Деревенко

От государыни императрицы Александры Феодоровны доктору В.Н. Деревенко[712]

(Открытка[713]. С правой стороны адрес: «В.Н. Деревенко. Тобольск») Екатеринбург, 19 апреля/2 мая 1918 г.

Христос Воскресе!

Мы все сердечно поздравляем Вас и всю Вашу семью со Светлым праздником. Надеемся, что Колобов[714] к Вам приходил. Уже 4 дня ничего о всех не знаем – очень тяжело.

Можно ли уже наступить [на] ноги? Как силы, аппетит, самочувствие? Лежит ли на балконе? Все хочется знать[715]. Не знаем, куда переедем, но, вероятно, близко. Погода чудная. Очень устала, сердце увеличено. Живем ничего, скучаем. Храни Бог +.

От великой княжны Марии Николаевны

З.С. Толстой[716]

Екатеринбург, 4/17 мая 1918 г.

Христос Воскресе!

Дорогая моя З…

Поздравляю Вас со Светлым праздником. Извиняюсь, что так поздно, но мы как раз уехали перед праздниками. Это было для нас очень неожиданно. Алексей был как раз болен, так что сестрам пришлось остаться с ним. Они должны скоро к нам приехать. Скажите Рите (Хитрово), что не очень давно мы видели мимолетно маленького Седюшу[717]. Сегодня три недели, как мы выехали из Т(обольска). Так грустно быть без других, в особенности теперь, и на праздниках.

Устроились мы пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной, где и проводим почти целый день. Только что выходили в сад, погода серая и идет дождь. А в дороге погода была чудная. До Тюмени 260 верст ехали на лошадях. Дорога была ужасная, трясло ужас как. Бумага, в которой были завернуты вещи, местами протерлась. Табак высыпался из папирос. Но, как ни странно, ничего стеклянного не разбилось. У нас были взяты с собой лекарства, и это доехало благополучно. Ехали мы два дня, ночевали в деревне. Через Иртыш проехали на лошадях, а через Туру пешком и несколько сажен до берега – на пароме. Мама перенесла эту дорогу удивительно хорошо, но теперь, конечно, чувствует усталость, и почти каждый день болит голова. С нами приехал доктор Боткин, у него, бедного, в дороге сделались колики в почках, он очень страдал. Мы остановились в деревне, там его положили в избу, он отдохнул два часа и поехал с нами дальше. К счастью, боли не повторились.

А как Вы все поживаете? Сестры нам написали, что имели от Вас известия. Если хотите мне написать, то адрес мой: Екатеринбург. Областной исполнительный комитет. Председателю, для передачи мне.

Имели ли известия о Тили (Ю.А. Ден)!

Всем Вашим и Ник. Дм. привет. Крепко целую Вас, Риту (Хитрово) и детей (Д. и С. Толстые). Желаю Вам всего хорошего. Храни Вас Господь. Ужасно было грустно, что нам ни разу не удалось быть в соборе и приложиться к мощам Св. Иоанна Тобольского.

М.

Убийство в Перми великого князя Михаила Александровича

Первым из числа членов императорской фамилии погиб от руки большевиков августейший брат государя императора.

После того как он отказался вступить на престол, великий князь Михаил Александрович жил у себя в Гатчине. В августе 1917 года он был арестован по приказу Временного правительства и в течение короткого времени находился под стражей, но затем был освобожден и продолжал жить со своей семьей в Гатчине, где он оставался и после большевистского переворота.