Письма в древний Китай

Когда после ужина прошло некоторое время, госпожа Да Х'мань неожиданно предложила сходить «попариться». Я не понял, о чем идет речь, однако госпожа Кай-кун немедленно согласилась, говоря, что объяснять слишком долго, лучше уж я сам все увижу. Вообще же это освежает и бодрит.

Я не буду рассказывать тебе все подробности. Скажу лишь, что «парятся» большеносые в особых подвалах, именуемых «Сяо На» и введенных у них совсем недавно. Кто их изобрел и что он при этом думал, остается для меня загадкой. Скорее всего это связано с одной из неискоренимых привычек большеносых – поливать себя водой по любому поводу. Об этом я как-нибудь напишу тебе подробнее. Вообще же я заметил, что большеносые удивительно любят быть мокрыми. Когда был придуман этот способ «париться», многие из большеносых немедленно устроили у себя в домах купальные подвалы. (У нас в Го-ти Ни-цзя тоже такой имеется; однако я в него не хожу.) Подвал этот обычно тесен, обшит досками и настолько жарко натоплен, что почти невозможно дышать. Войдя туда, большеносые усиленно поливаются водой, хотя и без того потеют, как напуганные поросята, и хлещут друг друга по спине свежесорванными розгами; худшее же из всего, что обязан совершать «парящийся», это регулярные прыжки в холодную воду. С тех пор как кипящая вода исключена у нас из списка дозволенных пыток, мир не видел ничего подобного.

Впрочем, сколь ни мучительна была эта пытка, благодаря ей я тоже пережил нечто любопытное: когда мы спустились в подвал, обе дамы, нисколько меня не стыдясь, разоблачились донага. Да-да, госпожа Да Х'мань тоже разделась без всякого стеснения. И хотя я протестовал как мог, меня тоже заставили раздеться. Госпожа Кай-кун довольно язвительно шепнула мне, чтобы я бросил свои «Ки Тайские церемонии»: в Сяо На жеманиться не принято, и если бы я, как хотел сначала, оставил на себе штаны, то хозяйка сочла бы это крайне невежливым.

Итак, мы уселись: госпожа Кай-кун, госпожа Да Х'мань и я. Некоторое время спустя я осмелился поднять взгляд на нашу хозяйку. Она была худая, как мальчишка, и загорелая, точно раб после месяца полевых работ; грудь же у нее была поистине гороподобна. Величественные размеры груди здешних женщин бросились мне в глаза еще в той Харчевне Раздевающихся Дам, где мы побывали вместе с мастером Юй Гэнем, а потому я считаю своим долгом внести некоторые поправки в тот образ госпожи Кай-кун, который ты мог составить по полученным от меня письмам.

Для того чтобы ты понял мои слова, мне придется сделать еще одно небольшое отступление: вначале я писал, как ты помнишь, что так же не могу различать жителей здешнего мира, как не мог бы различить ящериц, сбившихся в плотный клубок в прохладной пещере (ты легко поймешь, откуда взялось это малоприятное сравнение, если внимательно читал мои письма, в чем я, впрочем, не сомневаюсь). Со временем я научился различать их лица, однако еще долго не умел отличать мужчин от женщин – если, конечно, лицо искомой персоны не украшала окладистая борода, что здесь встречается не так уж часто. У женщин большеносых всегда очень крупные (по нашим понятиям) ноги, почти ничем не отличающиеся от мужских. Долгое время я полагал, что все большеносые, встречающиеся мне на улицах, принадлежат к мужскому полу. Ведь, по нашим понятиям, женщине на улице просто нечего делать. Таким образом, я перенес наше представление о женщинах на здешние свои наблюдения. И, как ты теперь уже знаешь, ошибся. Потом я какое-то время думал, что мужчин и женщин у большеносых можно различить по цвету зонтиков. В какой-то мере это верно, как я выяснил, однако способ этот действует лишь во время дождя, ибо большеносые пользуются зонтиками только для защиты от воды, зонтиков же для защиты от солнца не знают. А дождь у них идет хотя и часто, но тоже не всегда.