Читаем Письма (выпуски 1-8) полностью

Письма (выпуски 1-8)

Полным сердцем разделяю вашу скорбь и беспокойство. Да отвратит от вас Господь всякую беду и да подаст супругу вашему облегчение и исцеление от болезни. Головная боль в таком виде, как у N.N. прямее всего указывает на утомление головы углубленными соображениями. Но тоже бывает и от других случайностей, напр., от незамеченной простуды, или охлаждения спины и задней части головы. Последний случай скоро захваченный не долго беспокоит болью. Первый поглубже забирает; но и его бояться нечего. Надобно однако ж лекарей послушать. Надо дать голове отдых. Поехать бы куда-нибудь на месяц Хоть; да просто покататься по чугункам без всякой цели. А дела поручить на это время - по каждой части - более смышленным и доверенным служащим, дав им полную инструкцию, сколько возможно определив возможные случайности. Я думаю, что это возможно сделать. И ущербов бояться нечего. Поезжайте и вы с ним. Дом останется на руках матушки. Побейте баклуши месяц; голова проветрится и окрепнет. Я не разгульную предлагаю. Молитесь Богу, читайте Евангелие, всю печаль возвергните на Господа. Если неудобен этот способ оздравления - вот другой. Ведь, не столько углубление умовое томит голову, сколько крушит забота и томит сердце, а из сердца томление переходит в голову. Второй мой рецепт на это и направлен, именно - не томить сердца крушением и заботою; а всю печаль и заботу передать в руки Божии, так чтобы сердце оставалось совершенно свободно. Тогда голова, сколько ни углубляйся, все перенесет без изнеможения. В установлении такого настроения - труд идет нравственный, с размышлением, которое оживляло бы упование на Бога. Извольте так сделать, N.N.

Можно оба эти плана совокупить. Бросить все и поехать кататься нельзя, не возложив всего упования на Бога. Живя в сем уповании исключительно целый месяц, душа укрепится в нем. За тем, по возвращении, стоит только поддерживать его, и оно останется у вас на всю жизнь, и всю жизнь будет облегчать тяготу забот, и не даст голове так утомляться, как теперь.

Паче же будем молиться, да сила Божия, укрепляющая силы наши, объемлет вас и хранит. Благослови вас Господи! Спасайтесь!

Ваш доброхот Е. Феофан. 14 февраля 1838 г.

464. Горями Бог поминает. Сообщение о пользовании глаза

Милость Божия буди с вами!

Благодарю за поздравления и благожелания! Спаси Господи!

И прежнее письмо получил, и все собирался ответить, и не собрался. Немножко собралось дел, которые не дают развернуться.

У вас горе за горем. Знаете, что это значит? Что Бог помянул вас. Необычно так думать, но так есть. И помянул не в гневе, а в милости. Вам видны только лишения и потери, а милость, сокрытая под сим и в сем, не видна.

Извольте ухитриться увидеть это, утешиться и Бога возблагодарить от всего сердца.

Посланное матушкою получил. Благодарствую.

Глаз мой не лучшает; но, думаю, и не худшает. Если сие верно, то это приписать подобает не воде барона, а молитвам о. Иоанна и о Ионы: ибо я их просил именно о том, чтобы помрачение глаза остановилось. Но барон чает совсем победить врага и прогнать. Дай то, Господи!

Благослови, вас Господи! Спасайтесь!

Ваш доброхот Е. Феофан. 22 марта 1888 г.

465. Предположение об операции больного глаза

Милость Божия буди с вами!

Благодарствую за поздравления. Поздравляю и я вас, но уже не с светлым воскресением, а с преславным Вознесением. Даруй вам Господи вознесенными пребывать к Богу умом и сердцем.

Очень вам благодарен за извещение об операции, счастливой и безболезненной. N.N. писали уже об этом, и я ответил, что утешение такое ко мне нейдет. Потому что срезывают бельмо наружное, а у меня бельмо внутри глаза. Тут не срезывают, а разрезывают глаз и выпихивают пораженный член - хрусталик. Тут какая должна быть боль?! Эта боль очень меня страшила. И я из-за нее больше упирал ногами пред операциею. Но как вы сказали, что найден способ сделать глаз нечувствительным; то страху теперь уже нет места, и я готов на операцию. Но не этот один страх меня удерживал от операции, а больше то, что доктор Московский, рассматривавший мой правый глаз, сказал, что у меня такой катаракт, который не доступен операции. Если это так и есть, то нечего и думать об операции, хоть она будет не только безболезненна, но и сладка. Одно еще остается - доктор рассматривал мой глаз, когда он только начинал засариваться. Возможно, что или доктор не совсем рассмотрел и ошибся, или что катаракт, созревши, переродился и стал допускающим операцию. Потому надо оба глаза подвергнуть докторскому осмотру снова. Если доктор найдет операцию возможною, т.е. допустимою, то я ее приму.

Извольте принять мою искреннюю благодарность за весть сию, очень меня обрадовавшую. Пришлите мне адрес доктора Лажечникова. Я отнесусь к нему.

Благослови Господи всех вас! Спасайтесь!

Ваш доброхот Е. Феофан. 2 июня 1888 г.