Письмо королевы

Алёна с досадой качнула головой, заметив, что уже съела салат с креветками, а вкуса даже не почувствовала, думая невесть почему о сидящем рядом молодом человеке, вернее, о том, что таится в его штанах. Да не очень-то и таится, вон как взбугрились ладони, сонно сложенные внизу живота!

Конечно, это все двухнедельное воздержание виновато. Вот приедет домой – и отведет душу. С кем сначала, с Дракончегом или с Алексеем? А кого она больше хочет?

Почему-то в памяти вдруг мелькнул образ Диего с его жестоким взглядом, но Алёна, досадливо поморщившись, изгнала его. Между прочим, далеко не факт, что Диего нравятся взрослые красавицы-нимфоманки, скорее, нет… а впрочем, он ведь преследовал «эту русскую» с настойчивостью, в которой было что-то от неудовлетворенности…

Внезапно вспомнилось из любимой «Ребекки», как эта противная тетка, миссис ван Хоппер, сказала про кого-то: «Мужчины иногда так странно себя ведут. Я помню одного весьма известного писателя, у него была привычка удирать черным ходом, как только он замечал, что я поднимаюсь по парадной лестнице. Думаю, он был неравнодушен ко мне и не мог за себя поручиться».

Да, все при желании можно истолковать в свою пользу, и даже преследование Диего! Так выпьем же за то, что он своего не добился! И Жоэль не добился! Выпьем же за свободу, товарищи!

Алёна вылила вино в стаканчик и залпом осушила его. И опьянение словно ударило внезапной сонливостью! Она не стала доедать, не стала ждать чаю, выпила только сок – и уснула, как сурок.

И снова являлся ей двуликий Янус, и граф Альберт танцевал с виллисой-Жизелью, и звучала музыка из второго акта, такая прекрасная, что Алёна проснулась, когда самолет уже приземлился и все вокруг начали собирать вещи, с острым желанием как можно скорей оказаться в Нижнем Горьком и как можно скорей очутиться в Оперном. Это желание и голова, затуманенная смесью «Бейлиса» и эр-франсовского «Шато», заставили ее торопливо надеть сапоги, схватить куртку, сумку и ринуться к выходу, едва открыли двери. Сапоги почему-то немилосердно жали, ноги, что ли, от вина отекли?! Не сразу Алёна сообразила, что натянула сапоги на очень толстые носки, надо было срочно переобуться, но она просто не могла остановиться. Из-за этой клинической спешки она оказалась первой перед только что открывшимся окошечком пограничного контроля, и чемодан ее первым выплыл на ленту транспортера, и Алёна, чуть прихрамывая и морщась – сапоги жали-таки! – неровной рысью помчалась в новый корпус Шереметьева, откуда уходила электричка на Белорусский вокзал.

Ура-ура, да здравствует прогресс, не надо больше задыхаться в автолайне, унижаться в тесноте и грязище или тратить безумные деньги на такси! Все чисто, красиво, прелестный зал ожидания, кресла кругом такие удобные…

Алёна плюхнулась в одно из них, переобулась, сняв носки, потом пошла за билетом на поезд, который отходил через десять минут, и тут увидела киоск с прессой.

– Скажите пожалуйста, у вас есть такая газета – «Голос Москвы»?

– Она теперь называется «Московский вестник», – сказала хорошенькая девушка в сногсшибательной аэропортовской форме. – Они изменили название после очень неудачного пилотного номера. Кстати, второй, с новым названием и менее агрессивный, разошелся куда лучше. А первый практически весь заторчал, как говорится.

– Ой, мне как раз нужен первый! – обрадовалась Алёна. – Если он заторчал, наверное, у вас найдется экземплярчик?

– Что вы! – удивилась девушка. – Непроданные газеты практически сразу забирают, а то нас завалит макулатурой.

– Что такое не везет и как с ним бороться, – вздохнула Алёна и пошла было к выходу на перрон, но тут девушка воскликнула:

– Ой, знаете, у меня тут одна газетка случайно завалялась, только, извините, в ней весь кроссворд исчеркан. Я вам ее подарю, не надо денег!

Алёна улыбнулась, поблагодарила и поспешила к поезду. Она устроилась в вагоне, начала было разворачивать «Голос Москвы», но поняла, что желание ковыряться в пресловутой ране ее оставило. Сложила газетку, спрятала в боковой карман чемодана, откинулась на спинку и снова придремнула. Во сне явился какой-то странный человек в шляпе фасона «котелок» и в сером плаще. Он отчаянно бранил Алёну за то, что она не знает его, Великого Учителя и Мессию.

«Да кто вы такой? – изумилась во сне Алёна. – Почему я должна вас знать?» «Я Хулио Хуренито!» – гордо заявил он. «Ну, тогда мы знакомы, – усмехнулась Алёна. – Илья Эренбург написал про вас роман, но это жуткая скукотища, такая же, как «Падение Парижа», а вот «Люди, годы, жизнь» – это шедевр».

Хулио Хуренито сардонически захохотал и ушел из сна, а вошел в него мужской голос, любезно сообщивший, что поезд прибывает на Белорусский вокзал.