Мы не целовались и не делали ничего такого. Просто лежали вместе, дыша в унисон. Я ощущала незримое движение внутри и вокруг нас – так под землей, смещаясь, движутся скрытые плиты. Вы думаете, что хорошо знаете кого-то, но этот человек меняется, и вы меняетесь тоже. И я внезапно поняла, что значит – быть живым. Это значит ощущать, как смещаются в наших телах «скрытые плиты», перестраивая нас в тех, какими мы должны стать.
Дорогая Элизабет Бишоп,
Вся школа бурлит от энергии, исходящей от учеников, ожидающих приближения лета. После урока английского я сегодня сама подошла к столу миссис Бастер. До этого я никогда не общалась с ней по собственному желанию. Но сейчас мне нужно было ей кое-что сказать.
– Вы помните задание, которое дали нам в начале года? Написать письмо? – спросила я.
– Да, – удивилась она.
– Я все еще работаю над ним, – объяснила я и добавила: – Я работала над ним весь год. У меня вся тетрадь исписана письмами. Я хотела, чтобы вы это знали.
– О, рада слышать это, Лорел. – Ее лицо осветилось улыбкой, но затем она посмотрела на меня знакомым взглядом, как будто чего-то ждала. Как будто хотела, чтобы я рассказала ей что-нибудь о Мэй. Поэтому я спросила: – Какой была Мэй, когда училась у вас?
– Девочкой, отчаянно пытающейся найти саму себя, очень похожей в этом на тебя. Она была живой и смышленой. Я думала, она может многого в жизни достичь. То же самое я думаю о тебе. – Миссис Бастер помолчала. – Я знаю, каково это – потерять близкого человека, Лорел.
– Правда?
– Да. У меня был сын. Он умер.
– О боже. Мне так жаль. – Я не знала, что еще сказать. Сердце болезненно сжалось при мысли о том, что миссис Бастер такое пережила. – Когда… когда это случилось?
– Он был молод. Попал в автомобильную аварию.
Я смотрела в ее огромные голубые глаза, и они больше не казались мне выпуклыми. Они казались печальными. Я внезапно увидела в ней не учительницу, а человека. Наверное, теряя кого-то, мы иногда ощущаем себя так, словно одни такие на всем белом свете. Я не одна.
– Мне очень жаль, что это случилось с вашим сыном, – повторила я. – И простите меня за то, что в этом году я так себя вела. Вы замечательная учительница. Я обожаю все стихи, которые вы нам давали. И мне… мне действительно жаль. Мне бы хотелось сказать вам что-то утешительное, но, боюсь, тут никакими словами невозможно помочь.
– Зато словами можно передать человеческий опыт и переживания, – ответила миссис Бастер. – Потому у нас и есть поэзия. – Она улыбнулась. – Вот. – Она достала из ящика стола листок. – Я хотела дать его тебе. Распечатала еще в начале года, тебе же очень понравилось стихотворение Бишоп. Но потом… наверное, ты еще была для него не готова.
Я взяла листок и поблагодарила ее.
– Я горжусь тобой, – сказала миссис Бастер. – Тебе пришлось нелегко в этом году, но ты прекрасно справилась.
Она не обязана была быть ко мне так добра, но была.
Я еще раз поблагодарила ее за стихотворение. Мне не терпелось его прочитать, поэтому прежде чем пойти на обед, я присела на улице на скамейку. Миссис Бастер распечатала мне ваше стихотворение «Броненосец»[70]
. Оно понравилось мне так сильно, что при чтении замирало сердце. И я поняла, почему учительница дала его мне. В нем не только заложена красота, которую мы все так жаждем, но и показана невероятная хрупкость жизни. В его первых строчках говорится об огненных фонариках, которые люди посылают в небеса. Возносясь к звездам,