Письмо ни от кого

– Как ты думаешь, где пошили эти джинсы? – спросила Журбина. – В США, в Западной Европе? Ничего подобного! Эти «фирменные» тряпки с начала 1960-х годов шьют в Грузии и Одессе. Будешь в Тбилиси, пройдись по пригородам. Там в каждом втором дворе швейная машинка «Зингер» стучит… Вернее, стучала. Шеварднадзе, когда пришел к власти, начал кампанию против цеховиков, и они в массовом порядке перебрались из Грузии в соседние регионы, главным образом в Ставрополье.

– Прошли годы, и цеховики напомнили Михаилу Сергеевичу, на чьи деньги он московских гостей встречал?

– Вот именно! Перестройка для того и была затеяна, чтобы вывести цеховиков из тени. Сам посуди – кто такие цеховики? Это те же кооператоры, которые во времена Брежнева и Андропова вынуждены были действовать нелегально. Свои миллионы они честно заработали.

– Как сказать! – возразил я. – Цеховики вскормили всю грузинскую мафию. Больше половины воров в законе родом из Грузии.

– Воры политику не делают, а вот те, кто отчислял сотни тысяч рублей в секретные партийные фонды, могут потребовать для себя амнистии.

– Валентина Павловна, насколько я помню, вы к пошиву фирменной одежды никакого отношения не имели и цеховиком никогда не были. Каким образом вас занесло в число друзей Горбачева?

– Тут история еще забавнее. Я же нашла людей, которые разворовали строительство дома отдыха на берегу Иссык-Куля. Меня, невинную жертву, обвиняли в хищении миллионов, а настоящие воры благоденствовали и наслаждались жизнью. Не буду вдаваться в подробности, но денежки за дом отдыха я с них вытрясла.

– Они помогли? – Я кивнул в сторону кухни.

– Отчасти. Касим познакомил меня с директором одного хлопководческого совхоза… В Средней Азии с должниками не церемонятся. Места там дикие, люди грубые, жизнь человеческая стоит копейки. Не хочешь отдавать долг – ножом по горлу и в арык, на съедение хищным рыбам. Мне вернули процентов восемьдесят от стоимости дома отдыха. Треть я отдала директору совхоза, еще треть послала в Москву за внесение в списки реабилитируемых, остальное осталось у меня. На безбедную старость внукам и правнукам хватит!

– Валентина Павловна, я искренне рад, что все так благополучно закончилось! Я никогда не сомневался, что вы не пропадете в Средней Азии, но то, с каким блеском вы вернулись, как быстро восстановили свое положение в обществе – это уметь надо.

– Андрюша, поговорим о тебе. Я слышала, у тебя есть дочь?

По интонации Валентины Павловны я понял, что она спрашивает не из праздного любопытства.

– В этом году два года будет. Зовут Арина. Живет с матерью.

– Андрюша, долг платежом красен! Если ты пропишешь девочку у себя в общежитии, я сделаю тебе квартиру. В прошлый раз не удалось, в этот – наверстаем. Я, Андрей, не забыла, кто мне помог в трудную минуту…

Дальше все было серо, буднично, без неприятных неожиданностей и подводных камней. Наталья, немного поупрямившись, разрешила прописать дочь в общежитии. В детской поликлинике после звонка Журбиной я получил справку, что Арина по состоянию здоровья нуждается в улучшении жилищных условий. В горисполкоме в отделе по учету и распределению жилья меня поставили в льготную очередь. Через месяц после подачи документов я получил однокомнатную квартиру.

Долг платежом красен не только для Журбиной! В сентябре того же года Валентина Павловна взяла в аренду дом отдыха облсовпрофа «Изумрудный лес». Как только она приехала осматривать свои новые владения, тут же появились вымогатели и потребовали с нее огромную сумму за покровительство. Валентина Павловна обратилась за помощью к начальнику областной милиции. Получилось – хуже некуда! Бойцы группы захвата жестко намяли бока приехавшим за данью бандитам, но дальше мордобоя дело не продвинулось: по советским законам предъявить вымогателям было нечего. Муха, разозленный полученным отпором, пообещал сжечь дом отдыха. Журбиной ничего не оставалось, как попросить меня уладить конфликт.

Отказать Валентине Павловне я не мог.

Муха-Цокотуха согласился на переговоры. Встретились мы с ним на его рабочем месте – на кладбище, но не среди могил, а в кабинете директора. Официально трижды судимый Сергей Мухин числился смотрителем (разнорабочим) центрального городского кладбища, а на деле он полностью контролировал все похоронное дело в городе. С каждого венка, с каждой вырытой могилы Муха взымал процент в воровской общак.

Разговор со мной он начал на повышенных тонах:

– Что ты за Журбину впрягаешься? Она – барыга, а значит, должна в общак долю отстегивать! Она что, дом отдыха на свои кровные сбережения купила?

– Серега, – спокойно сказал я, – ты пар выпусти и крыльями не маши. Что ты передо мной скачешь? Взлететь хочешь? Если ты не можешь вопрос решить, я с Тихоном поговорю.

– Да хоть к Лучику иди, мне-то что! Я сказал, что она будет платить, значит – будет!

– Муха, тронешь Журбину – я тебя лично упакую лет на пять. Сейчас передел собственности быстро идет, пока с зоны откинешься, молодежь тебя по ветру пустит. Выйдешь из колонии и воровать пойдешь, а здесь, на кладбище, уже другой человек сидеть будет.