Письмо ни от кого

– Александрович, – уголовник пьянел на глазах, но способность говорить связно и логично еще не потерял, – ты меня знаешь, я не баклан и не мокрушник, так получилось! Да, именно так. Сегодня для меня неудачный день, а все из-за моей порядочности. Да, да, был бы я человеком подлым и непорядочным, я бы здесь не сидел. А дело было так: иду я по улице и вижу – из снега торчит рукоятка обреза. Ек-макарек, посреди дороги оружие валяется! Я достал обрез и решил сдать в милицию. Да, именно так – я решил добровольно сдать оружие в милицию. Это же не порядок, когда ствол посреди дороги валяется. Вдруг он попадет в плохие руки и послужит орудием преступления? Да, да, так. Есть предмет преступления, а есть орудие. Нож – это предмет, а обрез – орудие. Короче, я взял обрез и пошел к Гуте, посоветоваться с ним, как мне лучше сдать обрез ментам. Извиняюсь, в милицию. Не ментам. В милицию, я в первый раз оговорился. Так вот, пришел я к Гуте, а его дома нет, и дверь открыта. Я подумал: «Надо подождать хозяев, а то придут соседи и обворуют моего корефана». Да, да, именно так – корефана. Товарищ – это слишком официально, а кент – как-то по-блатному звучит. Корефан, значит… Тут в дверь звонок. Я как держал обрез в руках, так и пошел с ним открывать дверь. Открыл, а там стоит здоровенный лоб с ножом. Я от испугу нажал на курок и тут же закрыл за собой дверь. Александрович, поверь мне, я даже не посмотрел, попал в него или нет… Я выпью рюмочку, сниму стресс?

– Немного попозже, – Клементьев отставил бутылку на подоконник. – Упырь, а почему ты милицию сам не вызвал?

– Зачем? Выстрел все в подъезде слышали, кто-нибудь да позвонит «02».

– Почему ты не стал оказывать помощь раненому?

– А его сообщники? Да, да, именно так – сообщники! Они же могли где-то в подъезде спрятаться. Я наклонюсь к раненому, а они меня по черепушке бац! – и вяжите веники Упырю на могилку.

– Что-то я возле убитого ножа не видел.

– Может, соседи сперли? Хороший нож всегда в хозяйстве пригодится. Опять-таки, могли дружки потерпевшего вернуться и ножик забрать. Геннадий Александрович, скажи, сколько мне за неосторожное обращение с оружием дадут?

– Я не судья, но рассказываешь ты складно, к тому же они к тебе пришли, а не ты к ним.

На кухню, где разговаривали Клементьев и Упырь, оперативник ввел молодого человека подозрительной наружности.

– Геннадий Александрович, задержали неизвестного у подъезда. Он говорит, что к Гуте шел.

– Какой же это неизвестный, – растянулся в пьяной улыбке Упырь. – Это же мой кореш Макаронник! Да, да, именно так, Макаронник… Я выпью рюмку за встречу?

– Погоди! – Клементьев усадил Упыря на место. – Ты зачем пришел?

– Ключи от квартиры принес, – ответил Макаронник.

– Где взял?

– Гутя дал, еще днем. Я его встретил на прогулке, он подходит и говорит: «Я, кажется, забыл хату закрыть. Сходи, проверь».

– Где сам Гутя?

Уголовники синхронно пожали плечами: «Мы не знаем».

Клементьев позвал оперативников на кухню.

– Я поехал в управление, а вы оставайтесь. Преступление очевидное, показания Упырь менять не будет.

– Да, да, именно так! – Упырь ловко схватил бутылку с подоконника, запрокинул голову и влил в себя водку, как в воронку.

– С этим что делать? – спросили опера, показывая на Макаронника.

– Оформите на пятнадцать суток за мелкое хулиганство – он мешал проведению следственных действий, матерился. Макаронник, ты же матерился?

– Да, да, именно так, – Упырь отрыгнул, передернулся, сплюнул в раковину. – Матерился.

– Ты что, Упырь, несешь? Я после зоны ни одного матерного слова не сказал! – запротестовал Макаронник. – На пятнадцать суток оформляйте, а за матерки я подписываться не буду.

– Я песню душевную знаю, – сказал всем Упырь. – Она о трудном детстве.

– Ты не сейчас ли петь собрался? – насторожился Клементьев, но было поздно. Смахнув набежавшую слезу, сорокалетний уголовник жалобно запел: «Когда мать меня рожала, вся милиция дрожала».

– Заткнись, сволочь! – опера надавали Упырю подзатыльников и выгнали в зал.

Воспользовавшись временной свободой, исполнитель жалостливых песен нашел на трюмо огуречный лосьон, выпил его из горлышка и уснул, блаженно улыбаясь. Клементьев вернулся в УВД.