Питер Пэн должен умереть

Какой сегодня день недели? Не один ли из трех, когда она работает в клинике? Да вроде нет. Гурни пошарил в памяти, не упоминала ли она какие-нибудь встречи общественного комитета, занятия йогой, собрание добровольцев по прополке общественного сада или поездку по магазинам в Онеонту. Но ничего не припоминалось.

Он снова вышел и обвел взглядом пологие склоны по обеим сторонам от дома. С верхнего луга на него смотрели три оленя. Ястреб все так же парил, на этот раз по широкой дуге, лишь легонько меняя положение распростертых крыльев.

Гурни снова окликнул Мадлен и поднес сложенные чашечкой ладони к ушам, прислушиваясь. Никакого ответа. Однако тем временем он краем глаза заметил внизу, ниже луга, за деревьями мимолетное движение – мелькнуло что-то ярко-красное, оттенка фуксии, за углом сарайчика.

В их маленьком укромном мире, насколько он мог припомнить, на самом конце дороги могло оказаться только две вещи оттенка фуксии: нейлоновая ветровка Мадлен и сиденье велосипеда, подаренного им ей на день рождения вместо того, что сгорел при пожаре в старом амбаре.

Снедаемый любопытством, Гурни зашагал через луг, снова выкликая имя жены – теперь уже твердо уверившись, что видел именно ее ветровку. Но ответа снова не дождался. Пройдя через нестройный ряд саженцев, окаймлявших луг, и оказавшись на выкошенной полянке возле сарая, он обнаружил, что Мадлен сидит на траве у дальнего края, сосредоточенно глядя на что-то, чего ему отсюда видно не было.

– Мадлен, почему ты не…? – В его голосе явственно сквозило раздражение на ее молчание. Но Мадлен, не поворачивая головы в его сторону, подняла руку предостерегающим жестом – мол, либо не шуми, либо не подходи.

Он остановился и замолчал. Мадлен поманила его к себе. Подойдя ближе, он встал у нее за спиной и заглянул за угол сарая. И тут-то увидел их: четырех кур, которые безмятежно сидели на травке, опустив головы и поджав лапы. Петушок устроился с одной стороны от вытянутых ног Мадлен, а курицы с другой. Уставившись на столь неожиданную живую картинку, Гурни услышал тихое кудахтанье – то самое умиротворенное квохтанье, что издают курицы на насесте перед тем, как заснуть.

Мадлен подняла взгляд на мужа.

– Им нужен домик и огороженный дворик вокруг, чтобы побегать. Чтобы они могли вволю бывать на свежем воздухе. Только и всего. Уж это-то мы должны им обеспечить.

– Ну да. – Напоминание о маячившей впереди стройке раздражало. Гурни посмотрел на кур в траве. – А обратно в сарай ты их как загонишь?

– Запросто. – Она улыбнулась, скорее курам, чем ему. – Запросто, – повторила она шепотом. – Мы скоро вернемся в сарай. Просто хотим еще несколько минут понежиться на травке.

Через полчаса Гурни сидел перед компьютером у себя в кабинете, продираясь через сайт Церкви Киберпространства – «Ваш Портал к Жизни Радостной». Вполне предсказуемо, учитывая название организации, было то, что ему никак не удавалось найти ни фактического адреса, ни фотографии какого-либо реального, из кирпичей и известки, штаба организации.

Раздел «Контакты» предлагал лишь один-единственный вариант связи: по электронной почте. На выскакивающей форме имелся адрес: [e-mail].

Гурни призадумался – до чего же обезоруживающее, трогательное предположение, будто любой комментарий, вопрос или просьба о помощи отправятся напрямую отцу-основателю. Что, в свою очередь, наводило на размышления о том, какие комментарии, вопросы и просьбы о помощи появлялись на этом веб-сайте. В поисках ответа он бродил по сайту еще добрых двадцать минут.

В конце концов у Гурни сложилось впечатление, будто обещанная жизнь радостная была в нью-эйджевской тональности: расплывчатая философия, картинки в пастельных тонах, хорошая погода. Вся организация словно бы источала сладенькую заботливость, что сродни присыпке для младенцев. Как будто производители открыток «Холмарк» вдруг решили основать собственную религию.

Дольше всего внимание Гурни удерживала фотография самого Йоны Спалтера, размещенная на гостевой страничке. Сделанная в высоком разрешении и, судя по всему, почти без ретуши, она казалась даже неуместной, до того контрастировала со всей этой приторной чепухой своей строгой искренностью.

Очертаниями лица Йона слегка напоминал Карла – те же густые, чуть волнистые волосы, прямой нос, решительный подбородок. Но на том сходство и заканчивалось. Если глаза Карла на предсмертной фотографии были полны беспредельного отчаяния, глаза Йоны словно бы смотрели в будущее, исполненное нескончаемого успеха. Лица братьев, точно классические маски трагедии и комедии, были поразительно схожи – и абсолютно различны. Если, как говорила Кэй, братья увязли в бесконечных раздорах и если фотография Йоны правдиво передавала нынешний его облик, не оставалось сомнений, кто из братьев вышел из схватки победителем.

Помимо фотографии Йоны на гостевой страничке висел длинный список разнообразных тем. Гурни выбрал одну из верхних: «Всего лишь человек». Он кликнул на ссылку, открылась страничка с переплетенными маргаритками, и из столовой раздался голос Мадлен:

– Ужин на столе.