Питер Пэн должен умереть

– Глаз за глаз, зуб за зуб. И все дела! Умствования на пустом месте – это не решение, а проблема.

– Пинок по яйцам за пинок по яйцам! – вскричал Скип с глумливой ухмылкой.

Мина не отставала от Гурни.

– Вы сказали, что не стали бы ничего менять. Почему же?

Он терпеть не мог такие вот беседы.

– Знаете, что я на самом деле думаю о нашей разнесчастной системе правосудия? Я думаю, ужасная правда состоит в том, что она ровно настолько хороша, насколько это вообще возможно.

Слова его породили самую долгую паузу за весь вечер. Гурни сосредоточился на еде.

Бледная Айона, на лице которой легкое уныние сочеталось с улыбкой Моны Лизы, заговорила первой.

– У меня еще вопрос, который меня и в самом деле волнует. Последнее время я об этом много думаю, но ни к какому решению так и не пришла. – Она смотрела на пустую тарелку, медленно катая вилкой одинокую горошину. – Возможно, прозвучит глупо, но я совершенно серьезно. Потому что, как мне кажется, совершенно честный ответ на этот вопрос очень многое говорит о человеке. И меня волнует то, что сама я никак не могу найти ответ. Что говорит обо мне такая нерешительность?

Брюс нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

– Ради всего святого, Айона, к делу.

– Хорошо. Прости. Предположим, вам надо выбрать. Вы предпочли бы стать преступником… или его жертвой?

Брюс вскинул брови.

– Это ты меня спрашиваешь?

– Нет-нет, что ты, милый, конечно, нет. Твой ответ я и так знаю.

Часть вторая

Питер Пэн

Глава 20

Прискорбные нарушения

После ужина гости разъехались – Брюс и Айона в тяжеловесном «Рэнджровере», остальные в безмолвных «Приусах». Мадлен начала мыть посуду и убирать со стола, а Гурни отправился с делом Спалтеров в кабинет. Нашел результаты вскрытия и включил айпэд, подарок от сына Кайла ко Дню отца.

Следующие полчаса он провел, блуждая по целой череде неврологических веб-сайтов и пытаясь найти объяснение несоответствию между характером пулевого ранения Карла Спалтера и тем, что, по словам Полетты, перед тем как упасть, он прошел еще десять-двенадцать футов.

За годы работы в полиции Гурни выпала сомнительная удача наблюдать последствия двух таких же попаданий в голову, причем с более близкого расстояния, чем ему хотелось бы. В обоих случаях жертвы падали, как подкошенные. Почему же Карл упал не сразу?

На ум приходили два объяснения.

Первое – что патологоанатом ошибся, определяя степень поражения мозговой ткани, и что расколовшаяся на части пуля не до конца уничтожила двигательный центр. И второе – что в Карла стреляли не один раз, а два. После первой пули он сделал, шатаясь, несколько шагов и упал, а вторая и причинила обширные мозговые повреждения, обнаруженные при вскрытии. Очевидный недостаток этого второго предположения состоял в том, что патологоанатом нашел всего одно входное отверстие. Чисто теоретически «Свифт» двадцать второго калибра может оставить очень маленькое и аккуратное отверстие или очень узкую царапину, но все же не настолько незначительные, чтобы эксперт их проглядел, разве что в очень сильной спешке. Или если отвлекся. Отвлекся на что?

Пока Гурни раздумывал над этим вопросом, ему не давал покоя и другой факт, вскрывшийся при мини-постановке с участием Полетты: то обстоятельство, что роковой сценарий разыгрывался в двух шагах от тех двух человек, которым смерть Карла сулила максимальную выгоду. От Йоны, получающего полный контроль над «Спалтер Риэлти». И Алиссы, избалованной наркоманочки, стоящей в очереди за наследством отца – при условии, что Кэй освободит дорогу, как оно и вышло в реальности.

Йона и Алисса. Гурни все сильнее хотелось встретиться с обоими. А заодно и с Маком Клемпером. Просто необходимо как можно скорее увидеться с ним лицом к лицу. И может, познакомиться еще с Пискином, прокурором, – чтобы понять, на каких позициях он стоял во всем этом тумане противоречий, шатких улик и, возможно, предвзятости.

В кухне что-то громыхнуло. Гурни поморщился.

Чудна́я штука – вот такие громыхания на кухне. Прежде он считал их показателем настроения Мадлен, пока не понял, что на самом деле то, как он воспринимает это громыхание, – показатель его собственного состояния ума. Когда он подозревал, что дал ей веский повод для недовольства, то слышал в лязге посуды выход ее раздражения. Но если знал, что упрекнуть его не в чем, те же самые случайно оброненные тарелки казались вполне безвредной случайностью.

Сегодня вечером он такого спокойствия не испытывал: опоздал на ужин почти на час, не помнил имен друзей Мадлен, а потом бросил ее на кухне и удрал в кабинет, не успели последние лучи фар скрыться за холмом.

Последнюю провинность, правда, еще не поздно было загладить. Сделав несколько последних выписок с самых содержательных неврологических сайтов, какие сумел найти, он выключил айпэд, убрал отчет о вскрытии обратно в папку и вышел на кухню.

Мадлен как раз закрывала дверцу посудомойки. Гурни подошел к кофеварке, что стояла у раковины, насыпал туда кофе и нажал на кнопку. Мадлен вооружилась губкой и полотенцем и принялась вытирать стол.