Питер Пэн должен умереть

– А заодно на Мэри Спалтер, Гаса Гурикоса и Лекса Бинчера, – добавил Хардвик.

– Питер Пэн, – задумчиво проговорил Гурни. – Мальчик, который не взрослел.

– Зашибись как затейливо, старичок, но куда, черт возьми, это нас приводит?

– Я бы сказал, это не приводит нас ни к чему – пребываем в полной неизвестности, дрейфуя к полному замешательству. Несколько красочных историй у нас есть, но твердо мы почти ничего и не знаем. Мы ищем профессионального убийцу, которого, возможно, зовут Петрос Паникос, или Питер Пэн, или как-нибудь еще. Имя, данное при рождении, неизвестно. Паспортное имя неизвестно. Дата рождения неизвестна. Национальность неизвестна. Родители неизвестны. Фактический адрес неизвестен. История арестов и приговоров неизвестна. Собственно говоря, неизвестно практически ничего, что могло бы нас к нему привести.

– Не стану спорить. И что теперь?

– Перезвони своему приятелю из Интерпола и умоляй о любых крошках, какие там могли заваляться в уголках дела, – особенно нужны сведения о семействе Паникосов, их соседях и любых прочих односельчанах, которые могли что-то знать о маленьком Петросе или как его там еще звали. Что угодно, от чего можно оттолкнуться. Пусть найдется хоть кто-нибудь, с кем мы могли бы поговорить…

– Очнись, мужик, это было двадцать пять лет назад. Да сейчас ни один хрен ничего не вспомнит, даже если мы кого и найдем. Вернись на землю.

– Скорее всего, ты прав. Но все равно свяжись с этим своим интерполовцем. В худшем случае он тебя пошлет. Впрочем, кто знает, какие еще факты могут всплыть.

Закончив разговор, Гурни некоторое время сидел, положив блокнот на колени и глядя на озеро. Вода стояла ниже обычного, обнажая скалистые стенки от уровня воды до кромки деревьев. На камнях валялись кучи плавника. По другую сторону узкого заливчика, тонувшего в глубоких предвечерних тенях, тянулись вверх из воды две корявые ветки. В памяти у Гурни зашевелились леденящие воспоминания о том, как еще совсем новичком он чуть ли не впервые побывал на месте обнаружения трупа: голого детского тельца, выброшенного на каменистую отмель Гудзона.

Не то воспоминание, на котором хочется задерживаться. Взяв блокнот, куда наскоро записал почти все, что рассказал Хардвик, Гурни перечитал заметки.

Он досадовал сам на себя. Досадовал, что позволил втянуть себя в это дело. Что до сих пор так недалеко продвинулся в расследовании. Заодно бесило отсутствие официального статуса. И обилие вопросительных знаков в блокноте.

Пожалуй, надо выпить еще кофе. Гурни завел машину и собирался уже направиться к Барливиллю, как снова позвонил Хардвик, еще более потрясенный, чем прежде.

– Ситуация изменилась. Если то, что мне удалось услышать, правда, возможно, Лекс Бинчер вовсе и не пропал.

– Бог ты мой! Теперь-то что?

– Парни из уголовки вместе с одним из местных копов нашли в воде под частным причалом Лекса тело. Одно только тело. Без головы.

– Они уверены, что это Бинчер?

– Я там не задержался настолько, чтоб это выяснить. Мне от этой пропавшей головы прямо дурно стало. Я выбрался из толпы, вернулся в машину. Надо было убираться, пока меня не вывернуло или пока кто-нибудь из уголовки не узнал меня и не сложил два и два – про меня, Бинчера и дело Спалтеров, – иначе я на пару недель застряну в комнате для допросов. А этого я допустить не могу. Когда такое дерьмо творится. Мне нужна возможность свободно передвигаться, делать то, что, черт возьми, нам придется делать. Пора убираться отсюда. Позвоню позже.

Гурни просидел на берегу водохранилища еще несколько минут, осмысляя новое положение вещей. Взгляд его снова скользнул над водой к тому куску плавника, что напомнил ему тело, выброшенное на скалы у края Гудзона. Теперь же искореженный кусок дерева напоминал ему не просто тело, а тело без головы.

Передернувшись, он завел мотор и двинулся к Уолнат-Кроссингу.

Глава 39

Жуткие твари

Ситуация с каждым часом становилась все мрачнее. Думая о поспешном бегстве Хардвика с места преступления – из страха, что его узнают и станут допрашивать, Гурни понял, что перед ним во весь рост встала проблема, размышлять о которой он до сей поры старательно избегал: когда именно заканчивается право проводить частное расследование в интересах клиента, а начинаются препятствия отправлению правосудия?

В какой момент он обязан поделиться с правоохранительными органами тем, что узнал о киллере, называющем себя Петросом Паникосом, и его возможном участии во все нарастающей цепочке убийств, связанных с делом Спалтера? Меняет ли ситуацию то, что причастность Петроса пока остается лишь предположительной, а не установлена точно? Уж верно, рассудил Гурни с толикой облегчения, он не обязан делиться с полицией своими догадками – у нее и своих наверняка хватает. Но так ли уж честен этот аргумент?