Иван вернулся к рубке, залез по ржавой лестнице наверх и приготовился к столкновению.
Удар! Ивана тряхнуло, швырнуло вперед – он едва удержался за ржавый поручень. Тунк! – поручень не выдержал. «Вот бля». В следующее мгновение под Иваном медленно проплыло серо-ржавое тело подлодки С-189. Слой воды и песка нахлынул, обтек корпус лодки, швырнул грязью в рубку. Буммм. Бдзанк, бдзанк. В металл рубки застучали камешки.
Иван летел. Он начал поворачивать голову – его несло вперед, в сторону берега; под ним была прозрачно-серая, с клочками черных водорослей, морская вода. Лодка на скорости врезалась в дно, начала поднимать кормовой плавник, словно собираясь перекувырнуться через голову, помедлила и опустила хвост. Шлеп. Белые буруны вокруг.
В это же мгновение Иван по плавной дуге достиг поверхности моря.
Плюх! Вода оказалась неожиданно плотной, как застывшая смола, потом вдруг перешла во второе агрегатное состояние, расступилась и поглотила Ивана. Он ушел вниз. «Закрой глаза», велел Иван себе в ту долю секунды, что у него была. Закрыл.
И открыл.
Он был под водой, грудь распирало, словно что-то толкалось оттуда. Б-бу-ульб. Воздух вырвался из Ивана, заставил откинуть голову. Иван выпрямился и посмотрел вперед. Дно было под ногами метрах в двух-двух с половиной. Серое, песчаное, кое-где продавленное валунами. Коричнево-черные водоросли. И сквозь мутную воду на Ивана кто-то смотрел.
Замирание.
Гул в ушах. Иван смотрел вперед сквозь колеблющуюся водную толщу, наползающую на берег и стаскивающую камни с мест.
Позади, за его спиной, тело подлодки все еще качалось, поднимая упругие, мягко толкавшие Ивана в спину. Выкрашенная в серо-зеленый цвет, с обросшим днищем, лодка промялась в месте удара – сейчас оттуда били струйки пузырей, улетали вверх. Вода врывалась внутрь, бурлила, заполняла собой пространство лодки, выталкивала из нее воздух. Где-то там, в командном отсеке, все еще горели одинокие лампочки, потрескивал древний сонар, и – бамм! – корпус лодки сотрясается в последней агонии. Капитан Красин стоит по пояс в воде, молчаливый, засунув руки в карманы черной шинели, и спокойно смотрит, как вскипающая белым вода втекает, поднимается, заполняет отсеки. С треском лопается очередная лампочка, летят искры. Красин смотрит и молчит. Уходит с кораблем на дно, как последний капитан балтийского флота. Мы из Кронштадта. Б-бу-ульб. Б-бу-ульб.
Руки в карманах шинели. Черная пилотка.
Красин улыбается.
Человек ведра и швабры.
Он не помнил, когда начал пить. В конце школы, еще до мореходки? – не важно. Важно другое: что это единственное из увлечений, в котором он хоть чего-то достиг.
Иногда так хочется пожалеть себя.
Сесть на пол рядом со своей койкой на втором ярусе жилого корпуса «Техноложки» и сидеть, качаясь и подвывая.
Это особое удовольствие.
Лейтенант Красин поднимает голову и оглядывает свой корабль.
В лодке горят огни и где-то наверху гремит металл. Снизу хлещет вода, врываясь через носовые отсеки, которые по нормам борьбы за живучесть стоило бы задраить.
Белая пена бурлит вокруг Красина. Вода дошла уже до пояса и поднимается.
Но это не важно.
Через несколько минут все будет кончено.
Красин выпрямляется. Противогаза на нем нет, дышать легко – хотя воздух и пропитан запахом вонючей трюмной воды.
Но это прекрасный запах. Запах свободы и моря.
Это даже лучше, чем запах коньяка, что сейчас плещется в его нагрудной фляжке.
Он кладет руки на штурвал. Холодный металл под ладонями слегка шершавый. Красин слышит позади румм-румм-румм. Дизель все еще работает даже странно, что его до сих пор не залило…
Красин – ждет. Коньяк во фляжке никуда не денется.
Что ты делаешь, когда теряешь все? Идешь и топишься? Слабые так и делают. Сильные так и делают. А такие, как ты – ни то, ни се, середнячки, начинают пить.
Он начал в последних классах школы. Они сидели компанией у кого-нибудь в парадной, забравшись повыше – этаж на десятый, одиннадцатый. Сидели на бетонных, со следами сигаретных ожогов ступенях, среди разрисованных карикатурами и идиотскими надписями стен, смеялись и болтали. Вернее, остальные болтали, а он с некоторого времени начал просто пить. Как воду. Он не понимал, зачем тратить время на болтовню, когда основное – это залить в глотку водки и пропустить ее внутрь.
Через некоторое время он заметил, что теперь чаще пьет один, чем в компании. Пьет, не тратя времени, молча и методично.
Ему стали не нужны друзья.
Он просто выпивал определенную дозу и вырубался. Иногда прямо там, где пил. Иногда, если не хватило, покупал добавку и догонялся уже дома, поднявшись на площадку следующего этажа.
Несколько раз его приводили домой соседи. Иногда они просто спускались и звали его родителей.
Красин кивает сам себе.
Когда ты алкоголик, у тебя нет стыда. У тебя нет совести. У тебя нет ничего.