Плач

— Да он такой и есть.

Я печально улыбнулся:

— Да. Но, к сожалению, не для наших клиентов.

Я проводил своего коллегу до дверей и видел в окно, как его приземистая фигура удаляется к воротам. Потом мои глаза переключились на закрытые ставнями окна Билкнапа, и я глубоко вздохнул.

Глава 11

(продолжение)

Я пересек двор дома Стивена Билкнапа, вспоминая его странное поведение прошлой осенью — те неожиданные попытки примирения, которые я отверг, поскольку не мог ему доверять. Я постучал в дверь, и мне открыл привратник.

— Меня позвали навестить брата Билкнапа, — сказал я ему.

Он мрачно посмотрел на меня:

— По словам его сиделки, это, наверное, последний день, когда его можно навестить. Я провожу вас.

Мы взобрались по длинной деревянной лестнице, минуя другие конторы, пустые по случаю воскресенья. Очень немногие барристеры жили при конторе. Я не был в комнатах Стивена несколько лет и помнил только, что там неопрятно и пыльно. Ходили слухи, что он хранил там свой сундук с золотом и по ночам перебирал монеты.

Привратник постучал, и дверь открыла пожилая женщина в чистом фартуке и коротком чепце на седых волосах.

— Я сержант Мэтью Шардлейк, — представился я.

Сиделка сделала книксен.

— А я — миссис Уоррен, мастер Билкнап нанял меня сидеть с ним. Он получил вашу записку, — сказала она и продолжила тем же холодным безучастным тоном: — У него большая опухоль в желудке, и доктор говорит, что ему осталось недолго. Еще день или два.

— У него нет родных, кого можно вызвать?

— Он не хочет ни с кем общаться. Думаю, у них случился какой-то разлад много лет назад. Когда я спросила его, он ответил, что не видел свою семью со времен прежнего короля.

Я прикинул, что с тех пор прошло около сорока лет. Тогда Билкнапу не было и двадцати. Возможно, еще одна семейная свара — вроде той, которую я только что обсуждал.

Женщина посмотрела на меня с любопытством:

— Вы единственный, кого он хотел увидеть. Кроме доктора и строителя, сюда никто не приходил.

«Строителя?» — удивился я, а сиделка тем временем продолжала рассказывать:

— Если не считать священника. Сегодня утром мастера Билкнапа соборовали. — Значит, его смерть была действительно близка. — Я проведу вас к нему, — сказала миссис Уоррен, ведя меня по пыльному коридору, и вдруг понизила голос: — Он не хочет открывать ставни, не знаю почему. Предупреждаю, у него в комнате плохо пахнет.

Она сказала правду. Когда дверь в полутемную комнату открылась, мне в нос ударил запах немытого тела и нездорового гнилого дыхания. Я вошел вслед за сиделкой. Комната была обставлена бедно — сундук для одежды, пара деревянных стульев, кровать и стол, заставленный пузырьками и флаконами с лекарствами. По крайней мере, кровать была широкой и с виду комфортабельной.

Билкнап всегда был сплошь кожа да кости, но теперь его фигура под одеялом напоминала скелет; кожа на черепе так натянулась, что на лице выступали только уши и нос, а руки лежали на простыне, как белые птичьи лапы.

— Кажется, он спит, — тихо сказала добрая миссис Уоррен и склонилась над умирающим. — Да, спит. Каждый раз, когда я наклоняюсь над ним, я думаю, что сейчас увижу, что он умер, но он еще дышит. — Впервые я услышал в ее голосе нотку человеческого сочувствия.

Она легонько встряхнула Стивена за плечо. Его глаза открылись — те незабудочно-голубые глаза, которые всегда блуждали и никогда не смотрели на людей прямо. Но сегодня он посмотрел мне в глаза, а потом с усилием улыбнулся, открыв желтые зубы.

— Брат Шардлейк. — Его голос был не громче шепота. — Ага, я знал, что если пошлю тебе золото, ты придешь.

Я пододвинул к кровати один из стульев. Билкнап взглянул на сиделку и коротко сказал:

— Уйдите, Джейн.

Она сделала книксен и вышла.

— Могу я что-нибудь для тебя сделать? — спросил я.

Мой давний враг устало покачал головой:

— Нет. Я просто хотел увидеть тебя в последний раз.

— Жаль видеть тебя в таком состоянии.

— Нет, — спокойно проговорил он. — Давай говорить начистоту. Ты всегда меня ненавидел, а я — тебя.

Я не ответил. Дыхание с хрипом вырывалось у больного из груди. Потом он начал говорить шепотом, и я ощутил у себя на лице его зловонное, гнилостное дыхание:

— Что теперь будет?

— Никто из нас не может этого точно знать, брат Билкнап, — с чувством неловкости сказал я. — Мы все должны верить в Божье милосердие к нашим душам…

Глаза Стивена уставились в мои глаза.

— Нет, мы с тобой знаем лучше. Думаю, хотя бы в этом мы сходимся. Мы оба знаем, что у человека нет души — не больше, чем у кошек и собак. И потом не будет ничего. Ничего. Только темнота и тишина.

Я покачал головой:

— Я в этом не так уверен, как ты. Нельзя знать точно. Я не знаю, что такое или кто такой Бог, но возможно, он есть.