Плач льва

— Пятнадцать. Теперь его уже пятнадцать лет как нет. Знаете, Женя, у меня есть дочь и внуки, но если бы не было этого центра, я считала бы, что живу зря. Я не смогла бы понять, зачем Господь послал мне такое испытание, обрек на годы безрезультатной, никчемной борьбы, а сейчас я уверена, что прошла этот путь для того, чтобы давать шанс другим. Есть, правда, во мне слабость, которую не могу преодолеть до сих пор. Она, наверное, ужасна и непростительна, но я считаю, что заслужила окружать себя только надеждой, а не безысходным страданием. Я отказываю в помощи больным со смертельным диагнозом. Это может показаться кощунственным, ведь сама я сражалась каждый день за каждый год, каждый день, каждую минуту. Я, как никто другой, могу понять, что чувствуют, о чем думают эти женщины, детям которых суждено прожить очень недолго, но и никто, кроме меня, не поймет всю опустошающую бесперспективность любых усилий. Я, Женя, не могу давать надежду, заранее зная, что в конечном итоге она превратится в прах. Мне важно видеть в конце пути жизнь, а не смерть, поэтому здесь вы не встретите детей с необратимыми изменениями мозга. Что ж, — она резко хлопает по столу и снова становится прежней — уверенной в себе деловой женщиной, — тем легче будет вашим дельфинам расшевелить наших «зайчиков». Сейчас я найду для вас, что обещала. — Она быстро перебирает папки, пролистывает кипу бумаг. — Здесь у меня информация о сотрудниках. Адреса детишек, у которых есть братья и сестры, как договаривались, вам дадут в канцелярии. А мы сейчас подберем вам дрессировщика, который сможет быть полезным. В принципе, никто из них не откажется оказать посильную помощь. Я сейчас расскажу о каждом, и вы тогда…

Женя решается перебить:

— Лучше один раз увидеть. Я приду на занятия.

23

Если жизнь Юли и отличалась разнообразием, то касалось оно лишь тех мест, в которых ей предлагалось бывать по работе. В остальном существование катилось по проторенной многолетней колее: ребенок, детский сад, поездки к родителям на выходные, редкие внезапные знакомства и неожиданные свидания, ничем серьезным не заканчивающиеся, и тщательно планируемые ежемесячные короткие встречи с мужчиной, который все еще казался Юле особенным и желанным, хотя не давал ей ни малейшего повода на что-то надеяться. Вся жизнь казалась девушке запрограммированной: детский сад, рабочий день, детский сад, дом, ужин, кровать — и так сутки за сутками, за исключением выходных, сценарий которых тоже казался срежиссированным на годы вперед: поезд, объятия мамы и папы, суета, разговоры, сборы, снова объятия и опять поезд. И даже разговор, который выдерживала она раз в месяц, казалось, имел свой сценарий, от которого невозможно было отступить.

— Здравствуй, вот. — Она протягивала конверт.

— Спасибо. — Деньги убирались в карман пиджака или куртки, в зависимости от времени года. — Как дела? Работа?

— В порядке. Как у тебя?

— Как обычно.

Юля много бы отдала за то, чтобы узнать, что из себя представляет это «обычно», но никто ей такой возможности не давал. Все заканчивалось, как всегда, не начавшись.

— Ладно, мне нужно идти — и больше ни одного вопроса: ни о личной жизни, ни о дочери, ни об увиденном фильме, ни о прочитанной книге.

— Пока. — И для девушки наступал очередной месяц ожидания этого быстрого прощания.