Читаем Плач перепелки. Оправдание крови полностью

Та передернула плечом, как от холода.

— А в Поддубище собираются по дворам жито делить, — сказала Роза. Она почувствовала, что с Ганной что-то случилось…

Ганна молчала.

— А меня за тобой Зазыба послал, — начала тихонько тормошить Роза подругу за плечи.

И тогда наконец Ганна посмотрела на нее покрасневшими от бессонницы глазами, крикнула:

— Он бы лучше, Зазыба ваш… — но не кончила и заплакала навзрыд.

Роза смущенно постояла, а потом спросила, повысив голос:

— Ну, что? Что случилось?

Ганна вдруг как бы очнулась, перестала плакать.

— Ничего, — ответила грустно.

— Может, обидел кто?

— Нет.

— Чего ж тогда сидишь? Зазыба вон беспокоится, говорит, без кладовщицы ему там как без рук.

— Обойдется…

— Так…

— А я думала, что вы все — и Дуня, и Сахвея, и ты — пошли в Яшницу. Мужиков из лагеря вызволять.

— Так забегали ж сегодня с переделом.

Постепенно Ганна успокаивалась, и вскоре Роза предложила ей:

— Бери серп, пойдем в Поддубище. А то полосу, пожалуй, выделили.

— Не пойду я.

— Зазыба ж наказывал!

— Так и что?

— А то, что я тебя никак не пойму сегодня.

— Иди, Роза, иди, откуда пришла, — вздохнула Ганна, — а я свою полосу успею сжать.

Тогда Роза спросила открыто.

— Может, и правда Романов прихвостень что?..

— Откуда это известно? — метнула пугливый взгляд на нее Ганна.

— Да…

— Тогда не говори абы что!

— Ну, и то ладно. Что передать Зазыбе?

— Ничего. Скажи, что приду.

Напоследок Роза еще сказала:

— Может, нужно что?

— Иди, Роза, иди уж.

— А ребятишки где твои?

— Кто их знает. Небось тоже побежали в Поддубище.

— Так и тебе нечего сидеть одной тут.

— Ладно, иди, Роза…

Ганна снова отвернулась лицом к окну, а Роза постояла некоторое время в нерешительности, потом тихо, будто таясь, вышла за порог.

За околицей, уже на гутянской дороге, Роза догнала Браво-Животовского. Вскинув винтовку прикладом на плечо, тот шел темнее тучи. Розин муж, Иван Самусь, доводился Параске родней, и потому Роза могла заговорить по-свойски с Браво Животовским даже теперь, когда он стал полицейским.

— Что это вы поздно, дядька Антон?

— Проспал, — буркнул Браво Животовский. — А ты?

— Бегала вот к Ганне Карпиловой. Зазыба посылал.

— Ясно.

— Почему-то не пошла вот…

— А ты не очень хлопочи за Ганну, — поучительно и тоже

по-свойски сказал Браво Животовский. — Ей и принесут, если надо будет.

— Ну и скажете вы, дядька Антон! — заступилась Роза за подругу. — Много ей нанесли?

— А ты будто все знаешь?

Браво-Животовский перешел на другую обочину дороги. Некоторое время они шли молча. Тогда Роза сказала, будто хотела похвалиться:

— А мы сегодня собирались с бабами идти в Яшницу… Там теперь лагерь военнопленных. Так, может, и наш чей-нибудь там. А Зазыба вдруг поднял людей.

— А я вот спал и не знал, что все в Поддубище подались.

Но Браво-Животовский говорил неправду. Обо всем он знал. А чтобы не идти утром вместе со всеми в Поддубище, на то у него были причины. Во первых, Браво-Животовский рассчитал: незачем лезть вперед, а вот когда раздел хлеба будет закончен или хотя бы войдет в самый разгар, тогда он и заявится — и перед бабиновичским комендантом оправдание есть, мол, без него сделали все, и веремейковцам пока на мозоль не наступишь. Во вторых, что то непонятное творилось с Параской. Вчера он спьяну разоткровенничался за столом, а сегодня Параска даже глядеть не хотела на него. Заплаканная, она мыкалась из угла в угол и каждый раз принималась голосить, как только Браво Животовский пытался заговорить с ней. Со вчерашнего вечера Параске вдруг почему-то начало казаться, что именно от пули ее теперешнего мужа, который, как выяснилось из его же признаний, служил и у красных, и у белых, и у махновцев, погиб на гражданской войне ее первый муж, Андрей Рыженок. И она уже чувствовала великий грех перед своим первым мужем за то, что жила с человеком, которого не только не знала, но и вправе была теперь подозревать.

Когда Браво Животовский и Роза Самусева наконец пришли в Поддубище, мужики, нарезавшие полосы, успели пройти по списку чуть ли не половину деревни.

Браво-Животовский сразу же подошел к Зазыбе, хмуро спросил:

— Или забыл, о чем вчера говорили с тобой?

— Так… — Зазыба взял у Ивана Падерина бумаги и принялся отыскивать пальцем следующую по списку фамилию. — Колхозники ж вроде сами решили, — пояснил он через некоторое время, но головы не поднял, словно вовсе игнорировал Бравр-Животовского.

— Что ж, пеняй потом на себя, — тихо сказал ему Браво-Животовский.

XIV

Солнце сияло вовсю, а Чубарю какое-то время казалось, что это оно хотело коснуться земли там, где недавно стояла вышка. И потому будто приостановило свое движение по небу как бы для недолгого равновесия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне