Плач перепелки. Оправдание крови

Крестьянин оказался суетливым, не стал ждать, чтобы подменить землекопа, а поспешил к большаку, побегал там, как гончая, по следам, и когда вернулся к Чубарю, то держал в руках казацкое седло.

— Вот, нашел, — сказал он, не скрывая удовольствия.

Но Чубарь не повернул головы и не посмотрел в его сторону.

Тогда крестьянин снова обратился к нему.

— Из него подошвы — носить не сносить, — и колупнул черным ногтем крыло.

Чубарь почувствовал, что крестьянин будет стоять так над ямой и говорить о седле без конца, и потому выпрямился, показал на лопату:

— Ну-ка, покидай и ты…

Крестьянин согласно кивнул головой.

— Давай.

Он тут же занял место Чубаря в яме, но, перед тем как приступить к работе, спросил:

— Знаешь его?

— Нет.

— А ведь тут вчера настоящий бой шел. Не зря вон сколько крестов у дороги. Броневик тоже наши подбили…

И он не спеша стал рассказывать, как после боя нагрянули в деревню разъяренные оккупанты и как они угрожали сжечь подряд все хаты, если, не дай бог, найдут у кого спрятанного красноармейца или командира…

Странно, но Чубарь слушал крестьянина почти без интереса — так много пришлось ему повидать и пережить в один день, что не все даже воспринималось, как полагалось бы нормальному человеку. Он сидел с опущенными плечами, устремив взгляд на распластанное седло, которое расторопный крестьянин аккуратно положил поодаль, но отчетливо видел на нем только шрамик, сделанный ногтем на коже: кожа свежо желтела, как незагрубевшая кора на сосне.

В яме шаркнула лопата по камню, и Чубарь по звуку понял, что крестьянин не перестает копать.

— Можешь взять себе, — будто поощряя его, сказал Чубарь, кивая на седло.

Крестьянин выпрямился, блеснул глазами.

— Спасибо, добрый человек. — Он, чертяка, и до сих пор не сомневался, что седло достанется ему, но^ когда получил от Чубаря разрешение, вовсе несказанно обрадовался.

— И сумку тоже бери, — не скупился Чубарь. — Там бумажка одна есть, так не выбрасывай. Посушить надо… И сбереги ее.

— Ладно, сбережем, ежели мне испугу никакого не выйдет от нее.

— Не выйдет, — успокоил Чубарь и принялся втолковывать крестьянину: — А придут опять наши, отдашь им листок. Там все написано. Да и сам, что видел и что слышал, расскажи. Пусть знают, кого мы хороним.

Чубарь выждал несколько минут и заглянул в яму.

— Пожалуй, хватит уже…

— А и будет, — не заставил уговаривать себя крестьянин. — Тут и земли всего надо, чтобы собаки потом костей не вырыли.

Пока он подчищал лопатой дно в яме, Чубарь подошел к умершему от ран красноармейцу с намерением обыскать его — если вдруг при рем окажутся какие документы, то и их можно будет положить в сумку, чтобы потом крестьянин возвратил кому следует. Но в карманах гимнастерки было пусто. Тут же Чубарь вспомнил, что военные обычно прячут самое наиглавнейшее на случай смерти в потайной кармашек на поясе брюк. Откинул край задубевшей гимнастерки и осторожно, будто перед ним был не мертвый, а живой человек, стал вести пальцами, сложенными в щепоть, вдоль брезентового пояска. В потайном кармашке тоже ничего не было. Чубарь повернул мертвого на спину и, преодолевая в себе брезгливость, боясь посмотреть в остекленевшие глаза, начал понемногу очищать карманы. Кровь, натекшая в простреленные карманы, уже собралась в жесткие комочки…

Крестьянин, которому и невдомек было, почему это Чубарь шарит по карманам убитого, вдруг подал насмешливый голос:

— Что у него могло быть? Видать, солдат же… если, конечно, не нарядился в солдатское… — И посоветовал Чубарю: — Не забудь хоть ботинки снять. Обмотки не надо, а ботинки сними. Его земля и босого примет. — Он вылез из ямы, отряхнул выпачканные в глине штаны, которые пузырились у него на коленях, и тоже подошел к убитому.

Чубарь ждал, что крестьянин действительно станет снимать ботинки, и приготовился закричать на него но тот вдруг удивленно ойкнул и сел.

— Немцы* — шепнул крестьянин.

Чубарь от неожиданности едва не вскочил, однако вовремя сдержал себя и в то же мгновенье бросился на четвереньках к своей винтовке, которую положил, прежде чем взяться за лопату.

— Не скачи! — цыкнул на него крестьянин.

— Где немцы? — шепотом спросил Чубарь.

— Не слышешь, по дороге едут!

И правда, на большаке уже взрывался воздух от моторов, даже странно было, что Чубарь не услышал этого раньше…

— Как думаешь, увидели они тебя? — опять шепотом спросил Чубарь.

Крестьянин в ответ сделал придурковатое лицо, может, от испуга, и пожал плечами.

По-пластунски, чтобы не высовываться из жита, Чубарь вернулся на прежнее место и, ложась подле крестьянина, припал левым плечом к земле, точно выполняя на огневом рубеже первую воинскую команду.

То ли на его лице была решимость, которая не оставляла сомнения, то ли впечатление произвело, взятое наизготовку оружие, но крестьянин вдруг ухватил Чубаря за штанину и начал тормошить.

— Ты что это надумал? Хочешь погубить нас? Не стреляй, говорю!