Плач по Александру

«Нашел советчика, – слышал он сквозь шелестенье архивных страниц юношески чистый голос – Австрияка какого-то! Меня бы наперед спросил. Мы же с Санькой Бековичем-Черкасским однополчане, палатку офицерскую на двоих делили. А ты – «Корб», «Корб»… Пиши, сочинитель, – приказывал. – Касаемо кражи соврал иноземец. Никто Девлета из семьи насильно не увозил, взят был в аманаты и привезен в Москву полюбовно, по согласию с родителями. Пользы государства для. Как к Голицыным попал? Да просто. Дед его шестиюродный, князь Андрей Камбулатович Черкасский с супругой Анной Васильевной приютили у себя поначалу парня. Своих-то детей бог им не дал, а тут родственник, родная, что ни говори, кровь. Случилось так, что преставился вскорости Андрей Камбулатович, царствие ему небесное, Анна Васильевна осталась одна. Как тут быть? Обратилась тогда вдова («Была, значит, вдова! – пронеслось у него в голове, – не врал Корб!») к двоюродному брату Борису Алексеевичу Голицыну. Слыхал, небось? Вельможа из знатнейших, бывший дядька царя. Так, мол, и так, поведала, годы мои немолодые, призовет скоро господь. Не позаботиться ли, мол, князюшка о внуке нашем Сашеньке? Юноша добрый, смышленый, в вере благочестив. Умру, говорила, все достояние, какое есть, ему достанется. Так в завещании и написала…Согласился Голицын, – продолжал рассказ, – забрал Девлета. Сделался тот у него в доме навроде сына приемного. В Преображенский полк попал после обращения князя к его царскому величеству – государь в просьбе Борису Алексеевичу не отказал. Первый Санькин обер-офицерский чин прапорщика обмывали мы в кабаке на Неглинной. Бывал, поди? Парамона Кривого кабак. Выпили знатно… Пиши, пиши, – поощрял наблюдая, как он строчет в блокноте. – Дивное перо у тебя, – изумлялся, – и чинить не надо, и чернила само на бумагу льет. Оставь на память коли не жалко: пригодится для писанины какой».

Москва золотоглавая

– Сань, гляди!

– А-а?

– Да не туды! По левую руку!

– Вижу. Людишки простые купаются. Эка невидаль!

– «Людишки»! Ты на молодку глянь, из воды вылазит!

– Чего глядеть? Баба как баба…

– Слепой вы, господин гвардии подпоручик! Вам бы стеклышки на глазах носить. Задница у молодки, гляди! Прям мортира полевая!

– Задница, задница, заладил! Слушать тошно!

– Как это вы, господин гвардии подпоручик, со старшим по чину разговариваете! Мо-олчать! На гауптвахте давно не сиживали? В карцер его! На хлеб и воду! Щенок!

Глазеет черный люд на шагающих вдоль реки веселых гвардейцев, качает головами: бравые до чего молодцы! Хороши собой, разодеты в пух и прах. Кафтаны голубые до колен, штаны с медными пуговицами, шляпы-треуголки с галунами. Богато живет царева гвардия!

День Преображения Господня нонешный год на зависть: небо умытое, в кудрявых облаках, солнышко по-доброму припекает. Истинно праздник Яблочного Спаса! Прихожане, пропев в храмах «Да воссияет и нам, грешным, Свет твой неприступный», отстояв торжественную службу, высыпали на улицы. Шум, крики, веселье кругом. Берег Москвы-реки напротив Кремля усыпан народом. Лежат на травке, закусывают семейно. Пост Успенский нынче ослаблен, церковный устав дозволяет вкушать рыбное: ешь не хочу! Там и тут, поднявшись от льняных скатерок, скинув наспех одежу, бегут к воде сверкая белизной тел оголенные мужики и бабы. Старые и молодые – без разбора. Плещутся в реке, звонко перекликаются, плывут на ту сторону. Веселый праздник Яблочный Спас, хвала Творцу нашему!..