Плач по красной суке

Однажды вы обнаруживали, что она уже плотно вошла в ваш быт, сидит у вас на кухне и часами рассказывает свою многострадальную жизнь. Вы же, парализованные ее вечным присутствием, только беспомощно хлопаете глазами и варите для нее кофе. Вам уже некогда проверить уроки у ребенка, некогда почитать, постирать, помыться. В тупой обреченности вы будете слушать всякую околесицу и месяц, и год, и более, смотря по тому, на сколько запрограммированы ее циклы. Не рыпайтесь, собственными силами вы от нее все равно не избавитесь, а если будете сопротивляться, то и совсем пропадете. Она будет устраивать вам дикие сцены, звонить по ночам, травиться газом у вас в ванной, врываться пьяной и подсылать к вам всякую нечисть для выяснения отношений…

Так что не пытайтесь вырваться раньше времени, терпите. Когда-нибудь она отвалится от вас сама, как насосавшаяся пиявка.

Терпите, если на вашей кухне однажды объявится ее очередная неземная любовь — этакое мурло, темный гений, который будет кукситься и кобениться, красть у вас книги, пить, буянить и к тому же искренне презирать вас за бесхарактерность. Не пытайтесь понять это загадочное явление, не пытайтесь образумить его или хотя бы поставить на место. Он не знает своего места, благо такового у него никогда не было. Не мечтайте использовать его по хозяйству — вбить гвоздь или вынести помойное ведро. Из всех видов деятельности он признает только один: бегать за водкой. Тут он всегда полон сил и рвения.

Терпите их обоих, потому что, повторяю, раньше времени вы все равно от них не избавитесь, ибо живут они по своим стихийным законам. По этим таинственным законам, когда вы уже полностью смирились с террористкой, наступает второй этап ваших мучений. Роковая любовь покидает Брошкину, и вся боль ее израненного сердца обрушивается на вас. Она начинает подозревать вас и сводить с вами счеты. Чего-то вы ей обязательно недодали, чего-то дали меньше, чем она вам, или не того качества. А в чем-то вы ее даже продали, предали, не похвалили вовремя ее стихов, не доказали предмету ее страсти, какая она талантливая, чудесная и непревзойденная.

Тут держите ухо востро, будьте бдительны и милосердны, потому что от каждого вашего неточного слова или жеста зависит человеческая жизнь. Того и гляди, ваша Брошкина покончит с собой. Терпите, уже близок час вашего освобождения. Еще немного — и она переживет свою драму, совладает с разочарованием, и тогда сама гордо и презрительно отвернется от вас как от предателя.

Но лучше не спешить и для верности потерпеть еще немного, пока она не подберет себе очередную жертву и полностью не переключится на нее. Только тогда вы можете праздновать свободу, если у вас остались силы ее праздновать.

На сколько рассчитаны такие циклы, точно сказать не берусь. Это зависит от многих факторов: возраста, темперамента террористки, а главное — от вашего терпения. Если вы сорветесь и попытаетесь раньше положенного срока избавиться от своей Брошкиной, это лишь усугубит и продлит ваши мучения. За бурным скандалом и временным разрывом последует неизбежное горячее примирение. Не рыпайтесь, терпите это стихийное бедствие, как терпите наводнение, грозу, непогоду.

Мне лично крупно повезло. Моя Брошкина к моменту нашего сближения весьма поднаторела в подобных сюжетах и проворачивала их довольно быстро.

Как-то Брошкина заболела, и я пошла ее навещать. Это был запой. До сих пор не могу прийти в себя от того состояния душераздирающей безнадежности, в которое меня поверг этот визит.

Бесконечная набережная Обводного канала была еще до революции застроена заводскими и фабричными корпусами, а также общежитиями для семейных рабочих. Именно в эти громадные дома просочился уголовный элемент и там окопался. А может быть, вовсе не просочился извне, а просто рабочий люд, почувствовав себя гегемоном, из угнетенного класса переродился в класс преступников.

Именно в таком доме родилась и выросла наша злополучная троица.

Как известно, человек у нас не властен выбирать себе место жительства — где прописан, там и живи, — поэтому состав населения подобных злачных мест почти не меняется. И если когда-то там жили рабочие, потом преступники, то теперь живут их дети, которые при всем желании не могут стать лучше своих родителей. Бытие, как известно, определяет сознание.

В доме была коридорная система, то есть узкие и длинные комнаты выходили дверьми в широкий, длинный, темный коридор, в конце которого размещалась громадная кухня, пустая и мрачная, как в тюрьме.

Уборная с железными раковинами для умывания — как на вокзале.

Везде пусто, серо и холодно. Тускло светились редкие лампочки.

В кельях, за бронированными дверьми, ютился всякий полупреступный люд. Он жил замкнуто и вкрадчиво. В собственных стенах особенно не чудил и не разбойничал, но в самой атмосфере этих безлюдных коридоров жила какая-то мрачная угроза и опасность.