Плач серого неба

Я отсчитал две серебряных и четыре медных монетки, поблагодарил и откланялся. Навострился было уходить, но тут заметил сонного полицейского. Кажется, разговоры нынче прослушивались. Служитель закона вяло взглянул на меня и лениво махнул рукой — иди, мол, своей дорогой. Что ж, как гражданин я, конечно, был уязвлен, но детектив во мне только порадовался, что похищением и впрямь озабочены все ведомства.

Проходя мимо служителя закона, я бегло заглянул в его блокнот и без особенного удивления мазнул взглядом по тексту собственной телеграммы. В глядевших на меня равнодушных омутах не колыхнулась даже ряска.

— Не 112, а 112а, — дружелюбно улыбнулся я.

— Благодарю, — хрипло отозвался полицейский, и уголки его губ дернулись было вторить моим, да лицо не одобрило подобную вольность, и до самого выхода в лопатки мне упирался все тот же взгляд суровой снулой рыбы.

На улице стремительно темнело, и я было заторопился, но, к счастью, еще до конца квартала мне таки попался извозчик. Долгая тряска в унылом рыдване вряд ли обогатит повествование, поэтому позволю себе в это время представить читателю еще одну весьма приметную личность.

Карина Далльфист — самое удивительное существо на свете. Или воплощение кошмарного сна, — как посмотреть. По мне, так верно и то, и другое. Она — орчанка-лилипут с похожей на пузырь головой и широченным лягушачьим ртом. Один глаз затянут бельмом, второй испещрен выпуклыми багровыми сосудами. Маленькая, будто иссохшая, пародия на грудь прячется под разноцветными лоскутами циркового балахона, который милосердно скрывает гротескные формы. Голос подобен сирене пароплава, когда она зазывает публику на свои аттракционы, но невероятно мелодичен, если вы просто сидите с ней наедине и пьете ароматное горячее вино. Она — хозяйка Цирка Уродов, самого крупного шоу разумных чудовищ на Материке. В те времена она была единственной Тронутой, которую я мог не только терпеть, но с удовольствием поддерживал разговор. А в тот вечер она была второй ниточкой, что могла вывести к ответам на мои вопросы.

До Северной стены ехали не меньше половины оборота — ночь была все ближе, и улицы в поисках веселья мало-помалу наполнялись самыми разными видами и породами. Раз дорогу перегородил лежавший колесами кверху паромобиль. Я сразу вспомнил вилявший замысловатым гербом тихоход, но в полутьме не разобрал, его ли постигла печальная судьба.

Циркачи попрятались от дождя. Разыскать логово Карины в парусиновой мешанине было нелегко — хозяйка жила в самом центре, а шатер имела обыкновенный, не отличный от прочих полосатых и узорных тентов — мистрисса Далльфист не желала выделяться. Ее подопечным здорово досталось от жизни, всегда говорила она, и ей не хотелось быть хозяйкой несчастных, что жались к ее юбке. Пусть меньше, пусть уродливее и беспомощнее телом, но она могла защитить их и защищала, а изгои нормального мира платили ей благодарностью и уважением.

Когда начало казаться, что цель где-то близко, я выбрал наугад самый неприметный шатер. Карины в нем не оказалось, зато обнаружился самый крупный хоблинг, которого я когда-либо видел, но крупнота его шла исключительно вширь. Я не лез с линейкой, но, по-моему, анфас парень представлял собой ровный квадрат с нелепым наростом головы где-то на уровне моей шляпы. Верхние клыки урода были неправдоподобно велики и свисали ниже подбородка, от чего рот не закрывался и на губах серебрились ниточки слюны. Кажется, его звали Слон, и когда-то он мелькал то ли среди любовников Карины, то ли среди ее друзей — в цирке границы этих понятий были так же зыбки, как видовые различия между его обитателями. Что удивительно, иногда от случайных союзов получались вполне нормальные дети, которых, естественно, сдавали в приюты.

— Шаво теэ? — Слон не выказал узнавания, но и угрозы в его мокром шелесте не было.

— Привет, — я изо всех сил держал на лице маску дружелюбия и равнодушия, — слушай, я, кажется, заблудился. Мне бы Карину…

— А теэ захем? — глаза хоблинга ревниво блеснули, и я немедленно определился с его нынешним положением.

— Дело есть. Не волнуйся, исключительно рабочий вопрос. — Вряд ли стоило говорить ревнивцу, что от одной мысли о женственности мистриссы Далльфист меня начинало тошнить.

— А я и не воонуюшь, — заметно успокоился здоровяк, — как выэшь, ии наео, пока э уиишь синюю фалатку. Шаш она там.

Он оказался настолько любезен, что даже высунулся под дождь и ткнул пальцем в нужном направлении. Синяя палатка там оказалась одна.

Карина была не одна. Когда я не сумел придумать способ постучаться в матерчатый полог и вошел незваным, укрытая до подбородка шерстяным одеялом орчанка повернула ко мне бочонкообразную голову. Тощий и нагой человек, чью горбатую спину украшал затейливый костяной гребень, помахал мне перепончатой когтистой лапой.

— Здравствуй, Уиллбурр. Это Арстольд, и он сейчас уже уйдет. Ты как всегда проходил мимо и заглянул на чай? — я в который уже раз подивился, как из этой чудовищной головы может исходить чарующе нежный голос.