Плачущие человечки (сборник)

Дедушка всё чаще рассказывал внуку о жизни с бабулей: он увлекался, не стеснялся говорить, как он любит свою единственную и неповторимую Людочку. Вовка замечал, что иногда деду не хватало воздуха, он прерывал рассказ и отворачивался к окну. «Военные не плачут, – знал внук генерала и сын офицера-лётчика, – но иногда… Почему так грустно без бабы Люды? Да и мама опять уехала в Прагу, успела сказать, что обязательно заберёт меня к себе. Там будет настоящая семья. Как будто с дедушкой Саввой и бабушкой Людой у нас не настоящая семья. Ещё какая настоящая!»

– Подойди ко мне, Володя, – сказал неестественно суровым голосом дед, стоя на небольшой лестнице веранды. Мундир с золотыми погонами отутюжен, ботинки начищены, фуражку держит в руках. Мальчик всё успел подметить, пока шёл к деду. И на нём – походные ботинки, куртка-ветровка, красивая бейсболка на голове. – Присядем на минутку, сынок… – Дед расположился на обшитом зелёным вельветом диванчике, Володя – присел на ступеньки лестницы. – Значит, так, мой мальчик… Мы едем к бабушке Люде. Хотел тебе сказать… баба Люда… скоро умрёт.

– Нет… Нет! Не хочу… Ты врун! Так нельзя… Ой-ой-ой-ой… Баба Люда… Нет, нет… – Вовка плакал, навзрыд, размазывая по лицу слёзы и сопли. Дед вынул из кармана кителя большой клетчатый платок, отдал его внуку. Мальчик закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали.

– Надо успокоиться, сынок… Бабе Люде в миллион раз хуже. Тем более она всё знает. Но не говорит о смерти… И я не говорю, что она скоро умрёт. И тебя прошу: будь мужчиной, как твой папа. Не говори бабушке, что ты знаешь всё. И ей, и тебе будет легче. Поверь, я это знаю точно. Я воевал… И потерял сына, твоего отца.

Они ехали электричкой, потом автобусом, снова электричкой, но недолго, и почти два километра шли лесной дорогой. Хоспис размещался в старинной усадьбе, с домом помещика, толстостенными конюшнями, правда, на пригорке желтел кирпичом и новый пятиэтажный корпус с подсобными пристройками, вплоть до летнего кинотеатра. Володька боялся встречи с бабой Людой: от слёз распухло лицо, нос покраснел. Всю дорогу он думал о смерти, так и не поняв, почему люди должны умирать… И почему, например, разбился папа? И что, дедушка тоже умрёт? И сам он когда-нибудь умрёт? Это так горько и несправедливо, понимал своим маленьким сердечком Володя, но что делать, чтобы спасти всех, не знал. Ему лишь становилось всё страшнее от скорого свидания с любимой бабушкой.

… Она шла по зелёной аллее, совсем маленькая, словно подросток. На голове платок завязан по-старушечьи, куртка тёплая, будто на дворе холодная осень, виден синий халат из-под куртки, на ногах – толстые вязаные носки и прорезиненная обувь «прощай, молодость». Вовка хотел бежать к бабушке и не мог двинуться с места. Дедушка взял его руку и повёл навстречу своей Людочке.

– Солнышко моё, сынок мой единственный, оставшийся… – Баба Люда старалась ослабевшими руками как можно крепче прижать мальчика к груди. – Саввушка, спасибо, любимый, что привёз Светика… Больше мне ничего не надо от этой жизни. Увидеть вас и запомнить навсегда… – Она всхлипнула, но от слёз удержалась. – И вы запомните меня весёлой… Не надо грустить, сынок. Все приходят и уходят… Таков закон жизни. Так задумал Господь Бог… Мы ещё, очень надеюсь, встретимся все вместе. А сейчас идёмте пировать! Я чай приготовила, и торт есть! У нас, Савва, больше часа до следующего укола. Не дожидайтесь его, следи по времени, и уходите пораньше.

* * *

Когда вернулись на дачу, Володя сразу пошёл к стоящей под навесом папиной «Волге». Человечки выцвели, трудно разглядеть их лица: плачут они или смеются. Мальчик позвал деда и сказал:

– Дедушка, давай сфотографируем человечков… На память. А потом сотрём их. Надо к бабушке ездить каждый день… Пока она живая.

Дед молчал. Он понимал внука и полностью поддерживал. Бабе Люде они нужны сейчас каждый день.

4. Сестрёнка Злата

На последние недели перед смертью дед забрал бабу Люду из хосписа домой. Время отмерялось по приездам скорой помощи и шестичасовым отрезкам – от укола до укола. Володя переживал, видя, как мучается бабушка, если врач или сестра опаздывали даже на полчаса. Она не находила себе места, звала в комнату внука и, не глядя на него, блуждала глазами по стенам и потолку. Каждое ожидание укола – это искусанные в кровь губы… Наконец укол сделан, бабушка спит, сон длился около двух-трёх часов. Потом она становилась вменяемой, как правило, просила пить.

Дед не отходил от своей Людочки. Похудел, волосы на голове истончились, стали совсем белыми, руки тряслись. Невестка изредка звонила из Праги, рассказывала о предстоящих родах, о том, что она ждёт девочку. О свекрови – вскользь, потом, как правило, просила позвать к телефону Володю. Спрашивала бодрым голосом:

– Ну, как учимся, сын мой?

– Хорошо, – однозначно отвечал Владимир, переводил разговор:

– А бабе Люде плохо…

– Знаю, знаю… – сразу становилась нервной мама. – Кто ещё с вами бывает?