Проклиная страсть к высоким каблукам, Лика забралась на дерево. Это обошлось ей в пару сломанных ногтей и безнадежно испорченную замшу на круглых носиках ботинок. Впрочем, о ботинках Лика думала лишь долю секунды. То, что происходило в комнате, заставило ее оцепенеть.
Понятно. Прекрасно понятно, почему, растопив камин, люди не выключали верхний свет. Более того, на шкуры перед разгорающимся огнем падал яркий свет профессиональных переносных ламп. Перед установленной на штативе камерой, у которой стоял оператор, происходило такое…
На прикрывшем глаза обнаженном Кирилле находилась девушка. Характер ее движений не оставлял ни малейших сомнений в том, что именно происходит. Ладони Кирилла ласкали крупную грудь. Девушка откидывалась назад, кусала губы.
Через минуту парочка сменила позу, теперь Кирилл оказался сверху и что-то спросил у оператора. Тот махнул рукой в направлении разложенных на диване кожаных костюмов.
«Извращенцы, – подумала Лика, кубарем скатываясь с дерева. – Хотя нет, не извращенцы. Похоже, они снимают порно. Если бы ребятки просто решили заснять на видео свои утехи, зачем оператор и софиты? Установили бы камеру на штатив, включили запись и занялись бы делом. Ну и мерзость!»
С трудом выехав на трассу, ведущую в Витебск, Лика вновь принялась жаловаться «фордику».
– Не нравится мне все это, машина, очень не нравится, – бормотала она. – Этот Кирилл – абсолютно беспринципный тип. У него хороший джип. На нем запросто можно было сгонять в Москву и убить Корендо. Возможно, Кирилл следил за своим коллегой. Но перехватить полотно в Витебске у него не получилось. И тогда он решил убить покупателя картины Марка Шагала.
«Фордик» послушно доставил Лику в Витебск. Она медленно ехала по освещенному безлюдному городу и с любопытством глазела по сторонам. После залитой неоном, увешанной рекламными растяжками Москвы Витебск казался частью другой эпохи. Если бы не современные авто, здесь запросто можно было бы представить прогуливающихся по бульварам дам в длинных платьях, повозки, запряженные лошадьми, крестьян. Целые кварталы старинных, нереставрированных зданий бесцеремонно обманывали, врали время, заставляя забывать о том, какой сейчас год, месяц, число.
– То, что надо для художников, – пробормотала она. – Красиво, романтично. Этот сонный город создан для творчества. Жаль, что я не взяла с собой ноутбук, мне хочется писать книгу.
Внезапно она резко затормозила и расхохоталась.
На небольшом одноэтажном доме, чуть ли не крытом соломой, красовалась вывеска «Ритуальные услуги». Следующая дверь оповещала о том, что здесь же находится пельменная.
«Зато они точно не конкуренты, – улыбнувшись, подумала Лика. – Хотя мне почему-то кажется, что дела в пельменной идут не очень. Я бы лично ни за что не согласилась здесь пообедать!»
Ее уставший организм требовал отдыха. Но желание рассказать о том, чем занимается по вечерам коллега покойного Петренко, заставило ее снова поехать к прокуратуре.
Закрыв машину, Лика уже собралась снова отправиться к следователю.
«А вдруг этот парень заодно с преступником?» – обожгла ее тревожная мысль, и Вронская нерешительно остановилась.
Да, с одной стороны, настороженность, с которой ее встретили, объяснима. Не переданное в суд уголовное дело – это не та тема, которую нужно обсуждать с первым встречным. Но она же не первый встречный! Она предлагала связаться с московскими коллегами, если возникли сомнения по поводу ее личности. Один телефонный звонок Володе Седову – и проблема решена. Однако следователь повел себя иначе. Конечно, везде пишут о том, что в Белоруссии низкий уровень преступности и коррупции. Но писать – это Лика знала по собственному опыту – можно все, что угодно. И далеко не всегда изложенная в статьях информация соответствует действительности.
– Эй, красавица, закурить не найдется?
Приосанившись – красавица после бессонной ночи, приятно слышать, – Лика осмотрела стоявшего перед ней мужчину. Невысокий, лет тридцати пяти. Он вышел из прокуратуры, но сейчас уже поздно, свидетелей редко когда в такое время допрашивают. Значит, или следователь, или мент. Либо приятель первого или второго.
– Не курю, – безо всякой гордости отозвалась она. И вздохнула. Подымить ой как хотелось.
– Это хорошо, – в голубых глазах мужчины мелькнуло одобрение. – Целовать курящую женщину – все равно что пепельницу облизывать.
– А мы будем целоваться?
– А вы возражаете?
Не найдя что сказать в ответ, Вронская поинтересовалась:
– А вы вообще кто?
– Старший оперуполномоченный уголовного розыска Октябрьского РУВД Николай Жигалевич. Да что у вас лицо такое напряженное? Не бойтесь, солдат ребенка не обидит!
Лицо мужчины внушало доверие, и Лика решилась:
– А вы знаете следователя из этой прокуратуры? Молодой такой, сероглазый, серьезный очень. Сейчас…
Она потерла виски, и измученный бессонницей мозг все-таки позволил вспомнить страницу из блокнота. Да, точно, она же записывала его имя и фамилию. Олег Губаревич!
– Олежка – мировой мужик. А в чем проблема?
Игривые нотки исчезли из голоса Николая. Мужчина сразу же насторожился.