Пламя

Через четыре месяца исполнится девятнадцать. Вчерашним вечером я второй раз в жизни ходил на масштабное сжигание. На сей раз — целое здание! Правда, оно было заброшенным, но в этом прослеживается и преимущество. Прошлый раз был заброшенный гараж, на этот раз — заброшенная школа.

У старых зданий более обширная история, как следствие — более обширная душа. Думаю, в полной мере описать чувство при очищении невозможно, хотя стоит предпринять попытку.

Чувство же подобно быстро вспыхивающей искре. Оно возникает где-то в глубинах тела. Его нельзя ни узреть, ни услыхать, лишь тончайшие струны души способны воспроизвести эту мелодию, сильно влияющую не только на всю мою бренную и бранную оболочку, но и на то, что стоит за этой материей, называемой телом людским. Важно отметить, что души фибры не воспринимают эту мелодию, сотрясающую сознание людское, а именно производят. Да, пожалуй, именно производят, ибо в глубинах человеческого «Я» таится невообразимо много скрытых чувств, являющихся сакральными, которые зачастую остаются не пережитыми людьми до конца их жизни в силу обыкновенности обстоятельств, возводящих вокруг их бытия величественные и неприступные стены рутинности. Ведь в человеке живут чувства, они неизменно таятся в недрах его сознания и сердца. Испытывает же их человек при необходимых ситуациях. Случай — это лишь ключ для открытия сейфа, наполненного определёнными эмоциями. Случай — лишь то, что позволяет пережить чувства таящиеся, но никак не то, что порождает эти чувства. Впрочем, я вновь отвлёкся от желаемой строфы: нутро людское воспринимает эту искру, эту мелодию души крайне необычным образом, ибо ощущение освобождения крупного объекта, обладающего просторным духом, заставляет пережить столь глубокий, будоражащий и амбивалентный спектр эмоций, что никаким диалектом, никаким языком его не описать, ибо сознание в миг сей переворачивается, всё начинает казаться совершенно иным, даже сам я в тот момент иным был, и не от дум и чувств иных, а от сакральной квинтэссенции, пробивавшей всё существо моё насквозь и оставляющей после себя жгучий ожог чего-то совершенно необычного, что нельзя назвать ни чувством, ни мыслью, чего-то сокровенного, сакрального и чудесного, но одновременно с тем пугающего своей неизвестностью.

Как бы ни пытался я вытряхнуть из ума своего слова, необходимые и нужные для описания этих многократных колебаний души, но ни один поэт не сумел бы заключить эти чувства в слова, ни один композитор не сумел бы создать мелодию, способную поравняться с той музой, ни одному художнику не под силу изобразить ту карикатуру. Это куда выше человеческого сознания. Это не сможет в полной красе узреть и осознать ни один человек. Оно, масштабное очищение, — нечто высшее.

Когда воочию видишь, как целое здание (заброшенная уже десятилетие школа) утрачивает форму свою материальную да освобождается дух, начинаешь видеть незримые образы, в воздухе витают виденья былых дней, которые нельзя ни услышать, ни увидеть, можно лишь почувствовать. Виденья эти — призраки прошлого — могут о многом рассказать, но не в той форме, в которой информацию получает человек; та информация, познаваемая при очищении, несёт несколько иной характер, она точно предназначена для души лишь, оттого и не понять её умом, но сама-то душа обогащается при этом, начинаешь чувствовать какое-то неописуемое расширение чего-то сакрального, всегда живущего в тебе, но не виданного повседневным взором.

Воздух становится наэлектризованным, лёгким тяжко наполняться кислородом, в глазах мерцает, ощущается лёгкость всего тела и души, словно на мгновение я сливаюсь с этим вечным духом в секундный симбиоз и в этот миг могу познать всё то, что хранится в потёмках его, но никак не успеть разуму людскому понять и прочувствовать хранящееся в этом духе, ибо мы, люди, представляем собой крайне мало перед чем-то божественным, чем, безусловно, является дух тот, а душа наша только успевает прикоснуться к чему-то иному, сакральному, что оставляет вечный ожог на ней, как только дух освобождённый улетучивается, и мы не успеваем проникнуться им. Но та искра, вспыхнувшая в душе при этом освобождении, запомнится до самой смерти.

Нельзя не отметить и того, что дух этот освобождается с радостью, ибо надежда его была утеряна на освобождение от оков бранной материи, но одновременно с тем прослеживается и некая досада от того, что кто-то людской рукой посмел нарушить его вечный покой, который был и сном, и явью одновременно. Но в глубинах оно, наверное, благодарно. Так мне привиделось, но ни за одно слово поручиться не могу, ибо дух выше сознания и при снятии оков с духа ум мой не может уцепиться и за сотую часть этого духа, не может понять всего того, что таится в нём.

Я пытался выразить чувство это более коротко, но при описании его душа моя трепещет, а кровь начинает зверски ёрзать в жилах, и всё же я не способен передать испытанного.