Пламя дьявола

— Очень проникновенно сказано, — пробормотал он, и в его голосе слышалась насмешливая нотка. — Но я надеялся, что ты выразишь свою благодарность более ощутимо.

— О! — Она решила, что дыхание у нее сделалось неровным лишь из-за того, что ей приходилось лежать на нем.

— Поцелуй меня, — прошептал он хрипло.

Она всхлипнула и возразила:

— Но… вы не можете просить об этом.

— Нет, могу и прошу. — Одна его рука двинулась вверх и зарылась в ее волосах, подвинув вперед голову. Когда ее губы были на расстоянии вздоха от его рта, он остановился.

— Ну, — тихо подсказал он.

Рэчел молчала, взгляд ее блуждал по резким и четко обрисованным чертам его лица. Мрачной казалась на фоне его бронзовой кожи черная повязка. Губы Витаса были резко очерчены, но их жесткость несколько смягчалась чувственным изгибом нижней губы. И Речел помнила — ох, как она хорошо помнила, — как эти губы двигалась по ее собственным губам, помнила их тепло, их настойчивость. Долгая предательская дрожь пробежала по ее телу, и она почувствовала, как его другая рука чувственно заскользила вниз по ее спине к основанию позвоночника.

Если бы она действительно хотела освободиться от него, все, что ей надо было бы сделать, это рвануться всем телом в сторону и скатиться с Витаса в траву. Если бы она хотела освободиться.

— Витас, — прошептала она умоляюще.

— Мне нравится слышать свое имя из твоих уст, — сказал он тихо, — а теперь позволь быть там моим губам.

С тихим невнятным звуком Рэчел опустила голову и губы ее застенчиво прикоснулись к его губам. Она бы тотчас отпрянула, но его рука придерживала ее голову. Рот его раскрылся, приглашая ее к более глубокой и интимной ласке, и она не имела сил противостоять ему. Небо и трава завертелись и помчались куда-то, пока она старалась сохранить последние крохи самоконтроля.

Его ласкающая рука высвободила рубашку из-под пояса джинсов и скользнула на ее теплую спину. Она чуть слышно вздохнула, когда рука эта начала двигаться, дразня, открывая каждую чувствительную точку вдоль ее позвоночника до тех пор, пока Речел конвульсивно не прижалась к нему. Его собственная реакция была немедленной и недвусмысленной, давая ей откровенное свидетельство желания, которое она в нем возбудила. Одним гибким, быстрым движением тела он повернулся так, что уже она лежала под ним, губы их все еще были сомкнуты, будто они хотели выпить друг друга досуха.

Его другая рука освободилась из ее волос, и принялась гладить щеку и изгиб скулы, затем медленно двинулась вниз, через горло к воротнику чопорно застегнутой рубашки. Без спешки он стал расстегивать пуговицы.

Голос, который Рэчел с трудом признала своим, выкрикнул: “Нет!” — ее руки рванулись и уперлись в его грудь.

— В чем дело? — Его голос был хриплым, а тон нарочито насмешливым, но неровное дыхание выдавало его. — Неужели нагота после полудня тоже тебя шокирует?

Если он расстегнет еще одну пуговицу, Рэчел будет обнажена до талии, и он коснется ее груди и станет ее целовать. Тогда она пропала, окончательно и бесповоротно пропала.

— Ваша техника разочаровывает меня, сеньор, — ядовито заявила она. — Не думаете ли вы, что она несколько затаскана?

Она почувствовала в нем вспышку ярости и внутренне напряглась, но он лишь скатился с нее, разжав руки, будто держал в них что-то нечистое.

— Превосходно, сеньорита. — Голос его был очень тих, но в нем звучала нотка, которая больно задевала ее нервы. — Тебе придется до конца испытать ее, когда мы прибудем в Диабло.

Он поднялся на ноги, стряхивая пыль и стебли травы со своей одежды, и отошел к лошадям, оставив ее, расстроенную и заброшенную, самостоятельно подниматься с земли.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рэчел не могла поверить собственным глазам, когда увидела поднимающуюся над вершинами деревьев струйку дыма. “Неужели цивилизация?” — не поверила она. Во всяком случае это было признаком, указывающим на жилье. Настроение у нее сразу улучшилось. “Но, — подумала она, — хуже уже просто не могло стать”. Хуже и быть не может, чем этот отвратительный, без единого слова проведенный в седле день.

Молчание между ними было похоже на ощутимую, почти реальную угрозу. Оно было наполнено мраком и враждой. Не один раз начинала Рэчел жалеть о брошенных ею словах. Но в тот момент было очень важно, совершенно необходимо, остановить Витаса, не дать ему соблазнить ее. Это произошло по очень серьезным причинам, которые по-прежнему оставались столь же существенными, — напоминала она себе.

Ну, что ж, ей это удалось, по крайней мере, отчасти. Он перестал ее ласкать, но она вовсе не убедила его отказаться от стремления овладеть ею, а это может привести к разрушительным последствиям.

Он ее напугал, — думала Рэчел. — Напугал тем, что заставляет ее чувствовать своею сдержанную силу, когда он ласкает ее, напугал той странной нежностью, которая, казалось, заставляла его сдерживать свою страсть, будто он чувствовал, что ведет ее еще не хоженой ею дорогой.