— Ты слишком много на себя берешь! — воскликнула она. — Интересно, как ты собираешься представить меня своей матери? Я не думаю, что она привыкла развлекать твоих любовниц. Или ты собираешься ввести Марка в парадную дверь, а меня протащить как-нибудь контрабандой, с заднего хода?
— Ничего подобного, — отвечал он, едва сдерживая гнев. — И представлять тебя, как любовницу, я тоже не собираюсь. Я скажу: “Мамочка, это Ракиль, душа моей жизни. Охраняй и люби ее, как собственного ребенка”.
Рэчел на минуту совсем растерялась, и не знала даже, что сказать. Наконец, в недоумении, она посмотрела на Витаса.
— Не понимаю.
— Не понимаешь? Это совсем просто, — как ни в чем не бывало сообщил он. — Ты поедешь в Вивавиченцио как моя будущая жена, моя novia.
Хорошо еще, что Речел стояла у края кровати, потому что нога вдруг совсем отказались ее держать, и она без сил опустилась на нее.
— Ты, должно быть, сошел с ума! — Она удивилась, что голос ее не дрожит. — Можешь ты привести мне хотя бы одну разумную причину, почему я должна выйти за тебя замуж?
— Я мог бы привести несколько причин, но хватит и одной. — Он говорил без малейшего выражения каких-либо эмоций, как будто они говорили о погоде. — Возможность, которую мы обсуждали ночью.
— Ты хочешь сказать, что мы могли… что я могу… — она почувствовала, как краска заливает ее щеки. — Но не разумнее было бы подождать и убедиться, так ли это?
— Вовсе нет, — сказал он, и в голосе его появился лед. — Мы поженимся и как можно быстрее. Мой ребенок должен родиться только в браке и без малейшего намека на скандал!
— Снова рассчитанный риск? — горько спросила она.
— Если тебе хочется так думать.
— Но, Витас… — она попыталась рассуждать разумно, — если честно, это вряд ли возможно, не так ли? После одной ночи…
Он посмотрел на нее удивленно.
— Уж не учат ли у вас в Англии, что это не может произойти в первый же раз?
— Нет, разумеется, нет.
— Это несколько успокаивает меня, — цинично заметил он. — По крайней мере, двое из моих знакомых мужей обнаружили утреннюю тошноту у своих невест еще до конца медового месяца. Кроме того… — Он замолчал.
— Что, кроме того? — невольно спросила Рэчел.
— Не имеет значения. — Голос его снова стал холодным. — Пабло просил передать, что он приглашает нас отобедать с ним.
— Буду рада этому. — Ее голос тоже теперь звучал холодно. — Надеюсь, он не ожидает, чтобы я была как-то специально одета для этого события.
Впервые на губах у Витаса появилась улыбка, смягчившая мрачное до того выражение его лица.
— Думаю, что он надеется все же, что на тебе будет одето чуть больше, чем это полотенце, — протянул он. — Но он, разумеется, понимает, что юбки вряд ли входят в багаж путешествующих в Диабло.
— Это путешествие влетело мне в копеечку в смысле одежды, — сказала она, не подумав. — Все, что было на мне сегодня, придется выкинуть, не считая еще того, что порвал Карлос.
— Тогда, значит, тебе повезло, что ты выходишь замуж за человека, способного купить тебе новый гардероб, — сухо заметил он.
Рэчел посмотрела на него заблестевшими от расстройства глазами. Ей хотелось возразить, что ее слова не имели никакого подтекста, что ей и в голову не приходила мысль о его богатстве. Но она знала, что все ее уверения прозвучат неискренне и что достойнее будет просто промолчать.
Вместо этого она сказала:
— Ты, кажется, совершенно уверен, что я выйду за тебя.
— А разве в этом можно сомневаться?
— Думаю, что нет, — чуть слышно признала она. — Ты всегда получаешь то, чего хочешь. Верно, Витас?
Вопрос ее, казалось, повис в наступившем молчании. Потом Витас тихо сказал:
— Так ли это, chica? Иногда я сам сомневаюсь в этом.
И он вышел, прикрыв за собой дверь и оставив ее с недоумением смотреть ему вслед.
— Да уж, — подумала она. — Это, без сомнения, одно из самых необычных предложений руки и сердца, сделанных когда-либо девушке. Фактически, он и не сделал ей никакого предложения, а просто поставил ее в известность о том, что должно произойти, как будто ее слово вообще ничего в этом деле не решало. Она осторожно потрогала щеку.
“Он даже не сказал, что хочет жениться на мне, — подумала она. — И нисколько не обрадовался моему согласию. Он меня даже не поцеловал”. — От этой мысли ей вдруг сделалось холодно и одиноко.
Чуть поежившись, она потянулась за одеждой, убеждая себя, будто ей холодно от влажного полотенца, в которое она завернулась.
На следующее утро Рэчел безо всякого сожаления покидала казармы. Обед оказался для нее нелегким испытанием, так как некоторые молодые офицеры искоса бросали на нее довольно странные взгляды и обменивались многозначительными улыбками. Услышав от одного из них произнесенное вполголоса имя Арнальдес, она все поняла — именно этим объяснялось их отношение к ней. По всей вероятности, Карлос, находившийся в камере при казармах, развлекал всех желающих своей версией их с Витасом отношений.
Но эта их фамильярность вскоре сменилась уважением, так как Витас объявил об их предстоящей свадьбе. Пабло поднялся, и предложил тост за их здоровье.