Пламя дьявола

Это мучило ее более всего. Каждый раз при воспоминании о фотографии, которую она видела у Марии, боль, как нож, впивалось ей в сердце. Рэчел казалось, что она смотрела на себя, изголодавшуюся, молящую о тепле и любви, которые никогда уже не будут ей принадлежать.

Ей хотелось остаться с ним вдвоем, хотелось пойти к нему и рассказать о своих сомнениях, своей неуверенности, почувствовать, как его руки обнимут ее.

Он все еще хочет ее, — мрачно думала Рэчел. — Или, во всяком случае, он так ей сказал в Диабло. А может и этого уже нет. Так или иначе, но ей необходимо выяснить все прежде, чем они совершат непоправимое и не разрушат обе свои жизни.

Она выбрала утро, когда была уверена, что он — в своем кабинете, в задней части дома. Дверь кабинета была приоткрыта, и она с замиранием сердца увидела, что он там один и укладывает какие-то бумаги в дипломат. Лицо его было замкнутым и довольно грустным, когда он склонился над массивным резным столом.

В первый момент он не заметил Рэчел, и ей пришлось тихонько кашлянуть, чтобы привлечь его внимание. Голова Витаса моментально поднялась, и девушка увидела, как удивленно изогнулись его брови.

— Неожиданная честь, querida, — протянул он. — Ты чего-нибудь хочешь?

Рэчел очень хотелось ответить: “Да, тебя”. — Но слишком уж чужим он теперь казался ей для такого ответа. Она медленно пошла вперед, не сводя глаз с его лица. Несмотря на холодно-вежливую манеру поведения и строгие костюмы, которые он носил в последнее время, черная повязка на глазу придавала ему явно отчаянный вид.

— Я хотела поговорить, — сказала Рэчел. — Мне кажется, я так мало тебя вижу в последние дни.

Он взглянул на часы.

— К несчастью, мне необходимо сейчас уходить. У меня назначена деловая встреча. Но я польщен… и удивлен, что ты ищешь встречи со мной. Не так давно ты сказала, что не желаешь меня больше видеть.

Она неловко повела плечами.

— Ну, это было тогда. Но ведь мы собираемся пожениться, не так ли? — Она попыталась улыбнуться. — Вряд ли я буду в состоянии избегать тебя, и нам придется встречаться хотя бы иногда, когда ты будешь моим мужем.

Он насмешливо посмотрел на нее. — Как это верно. Так значит, ты пришла сюда из-за этого, правда, Ракиль? Выяснить точно, какие требования я намерен предъявлять, когда стану твоим мужем?

— Нет, — возразила она. — Вовсе не то. Я просто хочу поговорить… чтобы узнать тебя, — добавила она тихо.

Он застегнул замок дипломата.

— И снова ты мне льстишь. И все же есть некоторые люди, которые могли бы сказать, что мы уже… знакомы гораздо ближе, чем имеют право быть знакомыми неженатые пары.

— Это не то, что я имела в виду, и ты это хорошо знаешь. — Она увидела, как он поднял дипломат и снова быстро посмотрел на часы. — Не позволяй мне задерживать тебя.

— Мы поговорим сегодня вечером, если ты этого хочешь, — сказал он. — Возможно, нам на самом деле пора поговорить. Но сейчас ты должна простить меня.

Он пошел к двери, но когда поравнялся с ней, почти незаметно замедлил шаги, и она почувствовала его задумчивый взгляд, скользнувший по ее лицу, остановившийся на губах. Рэчел почувствовала, как ее качнуло к нему, точно он ее гипнотизировал, — все ее тело потянулось ему навстречу. Ей так захотелось ощутить его губы на своих, его руки на своем теле.

Но это мгновение прошло. Витас дошел до двери, коротко без улыбки поклонился и ушел.

Рэчел, как завороженная, застыла посреди комнаты. Она чувствовала себя брошенной, отвергнутой, одинокой. Она резко повернулась и руками ухватилась за край стола, почти конвульсивно сжимая пальцы, приветствуя боль. По крайней мере, эта боль помогала ей почувствовать, что она еще жива, и что какие-то ощущения ей еще доступны. Ей хотелось броситься на пол и разрыдаться, но она хорошо знала, что надо уйти. Два секретаря, работавшие у Витаса, вероятно, пошли пить кофе, но могли вернуться в любой момент. А у нее не было ни малейшего желания, чтобы ее застали стоящей в одиночестве посреди его кабинета и выглядящей так, будто она может в любой момент потерять сознание. Речел решительно двинулась к двери, когда один из стоящих на столе телефонов вдруг зазвонил. Она не была уверена, внутренний ли это телефон или внешний. Если звонят откуда-то, у нее вряд ли хватит знания испанского языка, чтобы объяснить, что Витаса нет на месте, так же как и ни одного из его секретарей. Но, с другой стороны, это, может быть, важный звонок.

С внезапной решимостью она вернулась и подняла трубку.

Говорил женский голос, теплый и с явным североамериканским акцентом.

— Витас, родной! Планы пришлось переменить. Будет удобнее, если мы встретимся в отеле. — Последовала пауза, как будто она ждала ответа. Потом она спросила резко: — Витас, ты слушаешь?

Рэчел провела языком по неожиданно пересохшим губам и сказала:

— Извините, сеньора. Сеньор де Мендоса уже ушел. Боюсь, что планы придется оставить прежними.

И она осторожно положила трубку.