Лорд Селтигар немедля приступил к решению этой сложной задачи. Для начала он вновь ввел те же налоги, что его предок лорд Эдвелл собирал во времена регентства Джейехериса Первого, и присовокупил к ним новые. Налоги на вино и эль были удвоены, портовые сборы – утроены. Каждый городской лавочник должен был уплатить подать за право торговли. Владельцам постоялых дворов пришлось платить по одному серебряному оленю за каждую постель. Вернул он и некогда введенную «лордом воздуха» плату за въезд и выезд из города, и еще утроил ее. Новый налог на имущество должны были платить все – от богатых купцов до нищих, живущих в лачугах; размер налога зависел от того, сколько земли занимало их жилище. «Даже шлюхам от него не спастись, – говорили в народе. – Скоро он введет налог на бабий передок. А там и до налога на хвост недалеко – нечего крысам шнырять забесплатно».
Впрочем, самый тяжелый груз лег на плечи купцов и торговцев. Когда флот Велариона перекрыл Глотку, многие торговые корабли не могли выбраться из Королевской Гавани, и новый мастер над монетой назначил немалый сбор, который должен был уплатить каждый капитан, желавший покинуть порт. Некоторые пытались возражать, что они уже уплатили все положенные подати и сборы, и даже показывали соответствующие бумаги в подтверждение своих слов, но лорд Селтигар был непреклонен. «Платить подати узурпатору – доказательство измены, и ничего больше, – говорил он. – Сие никак не отменяет податей, которые должно уплатить нашей милостивой королеве». У тех, кто отказывался платить или не имел достаточных средств, отбирали корабли и груз, а после перепродавали их.
Даже казни и те стали платными. Селтигар выпустил декрет, согласно которому всем предателям, бунтовщикам и убийцам будут отрубать голову в Драконьем Логове, а тела скармливать королевским драконам. Каждый, желающий посмотреть на смерть этих злодеев, должен был уплатить три гроша.
Сокровищница Рейениры снова наполнилась, но это богатство дорого ей обошлось.
Эйегона и брата его Эйемонда в городе не слишком любили, и воцарению Рейениры многие радовались. Но любовь и ненависть суть две стороны одной монеты, и когда над городскими воротами стали появляться все новые головы и новые налоги прибавились к старым, монета обернулась другой стороной. Девушка, которую некогда прославляли как Жемчужину Королевства, выросла в мстительную алчную женщину, не уступавшую жестокостью королям мужеска пола. Какой-то остряк прозвал ее «Мейегором с сиськами», и ругательство «мейегоровы сиськи» бытовало в Королевской Гавани даже сто лет спустя.
Завладев городом, замком и троном и поставив сразу шестерых драконов их охранять, Рейенира решилась послать за сыновьями. С Драконьего Камня вышла дюжина кораблей, на борту которых находились фрейлины королевы, ее «любимый шут» Гриб и ее сын Эйегон Младший; Рейенира назначила мальчика своим пажом, чтобы он всегда был при ней. Другая флотилия доставила из Чаячьего города принца Джоффри, последнего из ее сыновей от Лейенора Велариона, и его дракона Тираксеса (дочь принца Дейемона Рейена оставалась в Долине в качестве воспитанницы леди Аррен, а ее сестра-близнец Бейела жила то на Драконьем Камне, то на Дрифтмарке). Королева обдумывала пышную церемонию для объявления Джоффри принцем Драконьего Камня и наследником Железного Трона.
Ко двору допустили даже Глисту; лиссенийская шлюха Мисария больше не пряталась по углам и жила теперь в Красном Замке. Формально никогда не заседавшая в королевском малом совете, она, ныне известная как леди Мисария, стала по сути мастерицей над шептунами; у нее имелись глаза и уши во всех борделях, пивнушках и кабаках Королевской Гавани, да и в покоях знати тоже. Хотя с годами ее тонкий и гибкий стан отяжелел, принц Дейемон по-прежнему был во власти ее чар и посылал за ней еженощно… похоже, с позволения и благословения Рейениры.
«Пусть Дейемон утоляет свой голод, где ему угодно, – говорят, сказала она. – Мы поступим так же». (Септон Евстахий с некоторым ехидством пишет, что свой голод королева больше утоляла пирогами да сластями, ибо во время своего правления в Королевской Гавани она еще больше располнела.)
Торжествующая победительница не подозревала о том, как мало времени ей осталось, но Железный Трон каждый раз ранил ее своими жестокими лезвиями, и все видели в этом дурной знак. Септон Евстахий полагает, что погибель королевы пришла из Горького Моста, что на северном берегу Мандера, а началось все на постоялом дворе «Кабанья башка», стоявшем у подножия старого каменного моста, давшего городу его имя.