Пламя над бездной

– А ты как думаешь? – Голос раздался сразу за дверью. Элемент Странника Викврэкшрама заглядывал внутрь одним глазом. – Когда Древорезчица принимает решение, то малым не довольствуется. Она была самой цепкой, самой слитной душой всех времен. Но теперь в ней кровь – гены, как сказал бы Данник, – стай всего мира, кровь одного из самых безбашенных пилигримов, когда-либо раскрывавших душу ветру.

– И одного из самых умных, – добавила Древорезчица насмешливо и печально. – Новая душа окажется не глупее старой, и к тому же гораздо гибче.

– А я тоже немножко беременный, – сказал Странник. – И мне ни капельки не жаль. Я слишком долго был четверкой. Представь себе, завести щенков от самой Древорезчицы! Может, я под это дело остепенюсь и осяду на одном месте.

– Ха! Даже двоих моих не хватит, чтоб укротить твою душу пилигрима.

Йоханна слушала их веселую болтовню. Они обсуждали странные, чужеродные вещи, но с юмором и теплотой, которые вдруг показались ей очень знакомыми. Она уже где-то… и тут она вспомнила. Когда Йоханне было всего пять, мама с папой принесли домой маленького Джефри. Йоханна не помнила ни слов, ни смысла сказанного, но говорили мама с папой таким же тоном, как сейчас Древорезчица со Странником.

Йоханна села, опершись спиной о подушку, и напряжение этого дня оставило ее. Артиллерия Щепетильника и вправду работает; они еще могут отбить корабль. А даже если потерпят неудачу… все равно она чувствовала себя чуть-чуть дома.

– А м-можно мне погладить твоего щеночка?

Глава 25

Путешествие «Внеполосного-II» начиналось с катастрофы, где часы и минуты отделяли жизнь от смерти. Первые недели прошли в ужасе и одиночестве, пока тянулось воскрешение Фама. «Внеполосный-II» быстро снижался к галактической плоскости, отдаляясь от Маршрутизатора. День за днем звездный вихрь выпрямлялся им навстречу, пока не стал сплошной полосой света. Таким Млечный Путь виден с Нюйоры и Старой Земли – и с большинства обитаемых планет Галактики.

Двадцать тысяч световых лет за три недели, но это в Срединном Запределье. Теперь корабль двигался в галактической плоскости, а до цели на Дне Запределья оставалось еще шесть тысяч световых лет. Зонные интерфейсы примерно соответствовали эквимассовым поверхностям; в галактическом масштабе Дно представляло собою линзообразную поверхность и окружало бо́льшую часть галактического диска. «Внеполосный-II» летел в плоскости этого диска, держа курс более или менее постоянно к центру Галактики. Каждая неделя приближала их к Медленной Зоне. Что еще хуже, путь их (во всех вариантах) пролегал прямо через область массивного зонного сдвига. В сетевых новостях это называли Великой зонной бурей, хотя, разумеется, никакой физически ощутимой турбулентности там не регистрировалось. Но выпадали дни, когда преодолеть удавалось менее восьмидесяти процентов намеченного отрезка.

Они рано поняли, что замедляет корабль не одна лишь буря. Синепанцирь выбрался наружу, осмотреть поврежденные при бегстве участки.

– Так дело еще и в самом корабле? – Равна стояла на мостике и смотрела на звезды – движение их по небосводу стало неощутимым. Утвердительный ответ не принес ничего нового. Что же делать?

Синепанцирь слонялся по потолку взад-вперед.

Каждый раз, доезжая к дальней стене, он запрашивал управляющие программы корабля о состоянии шлюза в носовом люке. Равна метнула на него раздраженный взгляд.

– Слушай, ты уже в который раз за три минуты проверил шлюз. Если ты и вправду считаешь, что там поломка, то исправь ее!

Наездник затормозил, нерешительно шевеля ветками:

– Но я только что выходил наружу, хочу увериться, что люк надежно загерметизирован. Ой, а что, я уже его проверил?

Равна посмотрела на него и постаралась ответить помягче. На Синепанцире срывать гнев не стоит.

– Ага. Не меньше пяти раз.

– Извини.

Он помедлил, прижал ветви к стволу, сосредоточился:

– Я записал это в память.

Иногда такая наездничья привычка умиляла, а временами откровенно раздражала. Когда наездники пытались думать о нескольких вещах одновременно, емкости кратковременной памяти тележки зачастую не хватало. Синепанцирь зацикливался особенно часто: выполнит какое-то действие и тут же об этом забудет.

Фам усмехнулся, держась куда хладнокровнее Равны:

– А почему бы вам, наездникам, не избавиться от них?

– От чего?

– Ну, корабельная библиотека утверждает, что эти гаджеты, тележки, у вас были еще до возникновения Сети. И с тех пор вы не улучшили дизайна, не избавились от этих дурацких колес, не обновили программы поиска? Мамой клянусь, даже боевой программист Медленной Зоны – например, я – запросто придумал бы конструкцию лучше вашей нынешней.

– Это традиция, – сухо ответил Синепанцирь. – Мы благодарны тому, кто дал нам первые колеса и первые устройства памяти.

– Гмм.

Равна с трудом сдержала улыбку. Она уже неплохо изучила Фама и понимала, о чем он думает: в Трансценденции наездникам были доступны устройства куда совершеннее. Оставшиеся, вероятно, находят какое-то удовольствие в самоограничении.