Пламя над Тереком

— Эх, дружище, — обнял Ганса за плечо шеф. — Нам повышение, «железные кресты» и личная благодарность Гиммлера! Ну, а марки мимо твоего кармана не падают.

На другой день личный представитель Гитлера вызвал к себе на беседу Штрауха. Их разговор остался тайной для всех — даже Гансу ничего не поведал о нем его друг. Однако, судя по делам шефа полиции безопасности и СД, эта тайна расшифровывалась усилением террора и полного разгула фашистского беззакония.

А тем временем круг всех разведывательных данных, собранных фашистскими лазутчиками о местонахождении участников покушения на Кубе, замыкался в Руднянском лесу, в районе деревни Янушковичи. Стали известны некоторые клички подпольщиков. Фашистские власти переправили своим тайным лазутчикам в партизанских отрядах фото и приметы Гали и Черной, указывалось предполагавшееся местонахождение их в лесу. Ганс почувствовал, что «добыча» может ускользнуть из его рук. Он развил такую энергичную деятельность, что все подготовительные меры по выполнению его плана были завершены двадцать шестого сентября. Оставалось убедить Лилю в том, что проникнуть в лагерь партизан с целью шпионажа — романтично.

Поздним воскресным вечером об этом и шла речь за накрытым, как в прежние времена приезда Ганса, гостеприимным столом лесничего. Правда, самого Тихона Федоровича здесь не было — он не вернулся еще из воинской части, командиру которой каждое воскресенье отвозил молоко, творог и яйца. Ужин начали без него, и нетерпеливый Ганс пошел в словесное наступление на Лилю.

— Я Лиле все объяснил, — обратился Ганс к Похлебаеву, — раскрыл во всех деталях план, но она убеждает меня не рисковать жизнью. А мне моя жизнь — тьфу, копейка!

— Тебе копейка, да мне-то она дорога, — протестовала Лиля.

— Друзья, — сказал Похлебаев, — на таких нотах мы не услышим друг друга. Я предлагаю выпить еще по одной, а потом весь дальнейший разговор вести только на улыбке.

— Я согласна, — отозвалась Лиля. — Это мудро и просто. И всем нам доступно, — закончила она свою мысль и еще шире раскрыла свои большие голубые глаза.

О, эти глаза! Они улыбаются Гансу, и он готов жертвовать собой, он готов взять ее в свою Баварию, где у Ганса свой дом и сад и милые родители, которые будут любить его жену — «лесную красавицу», будут любить, как родную дочь. Ганс и теперь, после смерти фон Кубе, не отказывается от своих слов, но война с большевиками требует риска, на который надо идти. И Ганс рискует не только собой, но и своей любовью. Он склоняет Лилю, более того — требует немедленно проникнуть в лагерь противника, любыми средствами завлечь командира отряда партизан в расставленные Гансом сети, способствовать поимке убийц Кубе, которые, по всем данным, находятся там. Ганс обещает сразу же после выполнения задания обвенчаться с Лилей и увезти ее в Германию, в Европу, подальше от этих болот и трясин, от тревожных выстрелов и страшных взрывов.

— Но я не представляю, — горячилась Лиля, — что будет со мною, если даже все пройдет хорошо. Неужели я должна целовать этого дикого бородатого бандита? Я же с ума сойду, Ганс.

— Прелесть моя, — лез из кожи Ганс, — и на это надо пойти во имя великой цели. Кроме всего, если говорить откровенно, то и под его бородой не леший, а человек. Верно я говорю, Николай?

— Истинно, — отвечал Похлебаев.

У Лили повлажнели глаза, над ними сломились посередине тонкие брови, и она, задыхаясь, проговорила:

— Короче говоря, вы, двое мужчин, предлагаете мне просто-напросто отдаться ужасному и противному мужику?

— Мы это предлагаем во имя великой цели! — с пафосом произнес Ганс.

— Видишь ли, — обратился Похлебаев к Лиле, — бывают такие ситуации, когда надо идти на все, но не предавать товарищей.

— Ну, хорошо! — ответила Лиля. — Я решилась. Но может быть, отца не следует вовлекать в эту авантюру? Он старик и, чего доброго, напортить может.

— О нет! — воскликнул Ганс. — Он умный и осторожный. Его надо убедить, потому что без него тебе не поверят. Повлияй на него…

— Попробуем договориться с ним без Лили, — сказал Похлебаев. — Не справимся с ним, тогда ее попросим.

— Я даже думаю, что и старуху надо с ними отправить, — высказал свое предположение Ганс.

— А может быть, оставим ее заложницей? — в свою очередь осторожно высказался Похлебаев.

— Боюсь, что это вызовет настороженность партизан, — сказал Ганс.

— Ну, тогда черт с ней, — махнул рукой Похлебаев.

— Я устала от вашей торговли, — проговорила Лиля. — Пойду прилягу на часок.

Гапе и Похлебаев облегченно вздохнули.

Когда во дворе послышался скрип колес, Ганс вместе с Похлебаевым встали и встретили старика в сенях. Он не стал распрягать лошадь, решив, что сначала надо поужинать. Нисколько не удивившись встрече, Тихон Федорович вошел в комнату и, кряхтя, сел за стол.

— Крошки хлеба во рту… — начал было он, но его перебил Ганс:

— Смерть рейхскомиссара показала, что пока мы, немцы, вместе с вами не объединимся против бандитов, не объявим им войну, мы спокойно жить не можем.

Похлебаев перевел Тихону Федоровичу сказанное.

— Так ведь объявили уже, — ответил старик, — кругом горит.