Пламя над Тереком

— Не надо нервничать, дорогой. Еще Суворов говорил: «Врагов не считают, а бьют», — отвечал Хатагов. — Сколько сможем, столько и побьем!

Ночную темноту вспарывали артиллерийские снаряды дальнобойных орудий. Хатагов наблюдал, как постепенно огонь переносился в глубину Руднянского леса. Из соседних бригад поступали донесения о начавшемся сражении. Загорелись первые хаты в партизанских деревнях димовцев.

На Рудню поползли танки. Несколько машин подорвалось на минах, остальные прошли передовую линию ловушек и устремились на позиции кубанского казака Агуреева. За тапками шла фашистская пехота.

Хатагов понимал, что Агуреев долго не продержится, и послал вестового с приказом: отходить с боем на запасные позиции. Осложнялось положение у Алексеева, который вел бой южнее Янушковичей. К нему в тыл сумели прорваться два танка и каждую минуту могли обрушить на него огонь.

— Бери гранаты, — приказал он Плешкову, — и за мной!

Хатагов с Плешковым подоспели как раз в тот момент, когда танки выбрались из небольшого оврага и готовились к удару по тылам обороны подразделения Алексеева.

— Ты имел с танками дело? — быстро спросил Плешкова Хатагов.

— Не приходилось, но…

— Тогда давай сюда гранаты, а лошадей отведи в овраг. Там жди!

Командир связал парашютным шнуром три гранаты и под прикрытием ночной темноты подполз к переднему танку. Выбрав поглубже ложбинку, Хатагов изловчился и метнул связку гранат. Прижавшись к земле, он едва успел закрыть ладонями уши. Раздался сильный взрыв, и его встряхнуло так, будто какой-то великан в гневе своем схватил Хатагова за шиворот и потряс над землей. Когда готовился метнуть вторую связку, он заметил, что в лесу посветлело от пламени, вырвавшегося из первого танка. По второму танку ударило противотанковое ружье Романкевича, и танк, развернувшись, яростно рыча моторами, пополз обратно, в ту сторону, где с лошадьми находился Плешков. Танк был вне досягаемости для Хатагова. Тем временем открылся верхний люк первого танка, и вместе с высунувшимся башенным стрелком из танка полыхнуло пламя. Раздался страшный крик фашистского танкиста, а внутри танка начали рваться снаряды.

Положение в подразделении Алексеева улучшилось, но неизвестно было, что делается на других участках обороны. Когда Хатагов прибежал в овражек, где его ждал Плешков с лошадьми, второго танка и след простыл. Прискакав на наблюдательный пункт, командир увидел, что горят хаты в Кременцах. Ему доложили, что артиллерия врага подожгла хаты, но не взломала нигде оборону партизан, что пехота потеснила партизан на участке Янушковичей, а на всех других рубежах партизанами прочно удерживается оборона.

На рассвете фашисты возобновили наступление с новой силой. Прорвав минное кольцо вокруг Рудни, фашистская пехота вынудила отойти бойцов подразделения Алексеева на заранее подготовленные позиции в Кременцах. Гитлеровское командование решило, что наступил подходящий момент для нанесения прямого танкового удара по главной базе. В сторону Кременцов устремились танки. Но как только первые машины подорвались на минах, фашисты переменили тактику и на такой же скорости пошли в обход по открытой местности, где было непроходимое болото. Танки попали в трясину и медленно начали увязать в ней… Хатагов знал: если ночной бой продлится с такой же интенсивностью, то к утру все боеприпасы могут быть израсходованы. Кроме того, из отряда Дяди Коли прискакал посыльный и передал, что они всем отрядом должны отойти в лесную чащу, иначе им грозит окружение.

И Хатагов принял единственно правильное решение — отойти на глубинные базы.

Когда первые атаки врага были отбиты, наступило затишье. Было понятно, что противник перегруппировывает свои силы для новой атаки. Хатагов воспользовался этим и приказал повсюду разжечь костры, играть на гармони и петь песни. А тем временем боевыми порядками отходить через болото в глубину леса, к запасным базам. Костры горели всю ночь.