Пламя свастики (Проект «Аугсбург»)

— Сверхчеловеков. То, что я получил от рождения, они делают с людьми искусственно. Телепатия, телекинез — догадываюсь, как управляются ракеты на расстоянии безо всякого радио. Да хрен его знает что еще такое… Все, уходим отсюда!

— Пошли. — Уэйн с полным доверием относился к чувству опасности коллеги. — Кто там? — спросил, когда оказались в коридорах.

— Они. — Виктор почти перешел на бег, сбросив с плеча трофейное оружие. — Они…

— …уже здесь. — Вальтер поправил ремень автомата. 131-КZ шел за нм в полном составе. Охрану они поднимать из спячки не стали — эти тупые скоты, сказал Вальтер друзьям, не верят в предчувствия. Да их помощь и не нужна лучшим бойцам Германии. Штурмбаннфюрер сейчас ощущал себя безотказным оружием в руке Родины — он любил упругое напряжение мускулов и нервов. Если бы не СС, подумал Вальтер, я стал бы в автогонщиком или истребителем.

— Проверь! — Джек вытянул руку в сторону двери с надписью «Лаборатория-12». Виктор помнил, что там должен быть выход в параллельный коридор. Им едва удалось вывернуться на этот раз только благодаря нечеловеку, теперь тот зажимал левое запястье, не имея времени дать команду крови свернуться — себя, в отличие от других, лечить он умел. Но хвала Всевышнему, задело только его, и двоих они, похоже, оставили там. Теперь Уэйн тоже держал трофейный автомат — глушители стали бесполезны. Виктор вспомнил, что предсказывал такой поворот событий.

— Иду! — Выбитый точным пинком замок, и русский влетел в помещение. И тут же, еще в движении, дернулся назад — подкорковое волчье предчувствие сработало раньше сознания, раньше сверхъестественных качеств.

Все. Опоздал. Лязгнуло за левым плечом и проем наглухо перекрыла стальная противопожарная пластина, красная с косыми черными полосами.

Виктора ударило прямо в мозг, глаза изнутри точно пробили раскаленные острия, из уха плеснул фонтанчик крови, темной в неярком свете потолочных плафонов.

Он не услышал, как о пол ударился автомат, но вбитые лубянскими стражами самого гуманного в мире государства рефлексы не подвели — тут же Виктор согнулся, ловя оружие. Мог поклясться душой, что оно не выпало само — автомат вырвало из рук. Теперь на полу его не было. Зрение приходило в норму — он мог рассмотреть сквозь слезы боли решетчатый балкон в просторном зале, некие механизмы у стен — больше ничего не было.

Внутри его головы кто-то тихо смеялся.

— Вот и свидание, — тихо сказал тот же голос. — Оно не подвело — ты кинулся, куда надо, аффлинг[18].

«Оно?»

— Предчувствие, — любезно ответил голос. — Не беспокойся за остальных, ими есть кому заняться.

И русский увидел за тонкими поручнями балкона высокую черную фигуру.

— Видишь, менш, я без оружия. — Он сочится удовольствием, подумал Виктор, как кот над мышью. Тьфу, ну и сравнение, жаль, лучше нет. Он снова собрал себя в одно целое — как волк понял, что эта немецкая овчарка не слезет с его загривка. Кровь перестала течь из дырки в запястье.

Ну, дурак, неужто думаешь, устроим тут турнир по шашкам. Виктор приготовился выхватить бесшумный «хай-пауэр» (бляха, не зацепился бы глуши…)

Надежнейший «браунинг» просто взорвался в руке! Части полетели в разные стороны, кожух-затвор едва не отсек стрелку ухо. Виктор отбросил останки, тряхнув обожженной кистью.

— Всегда обожал финал старых фильмов — один на один без оружия! — Вальтер стиснул кулаки. Он все более поддавался веселой и грозной ярости. Чувство берсерка, а они непобедимы. Нет, он не мог отдать такую возможность — самому, без оружия, раздавить обезьяну, в наглости вообразившую себя сверхчеловеком. Он сжал вриль[19] в комок и ударил.

Виктор

От разрывающей боли в мозжечке заложило уши, и тут же тело перестало слушаться. Вдруг, бес его знает, отчего, закрыла все вокруг стена огня, и между нею и глазами заплясали, заизвивались жуткие и богомерзкие рожи, точно вурдалаки в ночь святого Андрея. Он пытался прогнать наведенные судороги разума, но тщетно.

«Нет, я тебе не Хома Брут» — мысль пришла четкая и сверкающая веселыми злыми гранями, и нечто в ней было такое, что помогло — Виктор больше не прогонял огонь, хотя ясно чувствовал жар все ближе, теперь поднималось из памяти накопленное за годы жизни, и особенно облегчительными оказались воспоминания детства — две венчальные свечи на божнице древней прабабки.

«Рожа твоя бесстыдобная», говорила та бедокуристому правнуку. Прабабка умерла, когда Витьке было шесть. И вот теперь, на чужой земле в чужом аду, она помогла — он снова мог видеть врага, огонь исчез.

«Закажу за упокой прабабкиной души», подумал Виктор, и вспомнил, что не видел во Франции еще ни одной православной церкви. Вряд ли набожной старушке понравился бы католический молебен.

Он нащупал на шее серебряный крестик на тонкой цепочке, неожиданно для себя сунул его в рот, дернул подбородком — цепочка оборвалась. И пошел к лестнице, ведущей на балкон.

Вальтер