Пламя свастики (Проект «Аугсбург»)

Сентябрь встречал за стенами вокзала промозглым, меленьким дождиком. Город стирал военную окраску, смывал окопную грязь и постепенно налаживал жизнь в покое и мире, хотя и не в сытости. Кое-где обочины еще перегораживали «ежи» из обрубленных рельсов, машин попадалось мало, все больше грузовики.

Такси остановилось на тихой зеленой улочке с булыжной мостовой меж узеньких тротуаров. Громкое название Альбертштрассе было улочке велико, как взрослые брюки малышу. Белый двухэтажный домик с палисадником — ветви деревьев почти обнажил ветер — дом № 22.

Виктор подождал, пока уедет машина и зашагал к двери, украшенной сверху кокетливым полукруглым окном. Жена последовала за ним.

Открыла белокурая сероглазая девушка, настоящая Гретхен, говорят о таких в Германии. Смутившись своего домашнего серенького платья и растрепанной прически, она замерла на минуту. Не более восемнадцати, грустно и безошибочно определил Виктор и сказал:

— Сударыня, простите за беспокойство. Мы должны кое-что передать Хелен Пфальтц.

— Это я. Вы проходите, пожалуйста. — Она приглашала в дом незнакомцев с послевоенной улицы безо всяких опасений, без единого подозрения, и Виктор почувствовал себя еще более скверно. В передней царила чистота, медовый паркет тщательно натерт, а мебель в маленькой комнате, куда их провела девушка, содержалась в образцовом порядке. Супруги присели на стулья, Виктор прямо продолжал:

— У вас, полагаю, был знакомый, служивший в СС в эту войну.

— Он может числиться пропавшим без вести, — сказала Клер, с жалостью глядя на хорошенькое лицо хозяйки.

— Да… — та помолчала, немного побледнев. — Да, Курт Энцель. Мой… мой жених. Он пропал в сорок третьем. Я… что вы о нем знаете?

— Он погиб. — Виктор опустил крупную голову и ссутулился. Клер украдкой взглянула на мужа — она давно и хорошо его понимала. Хелен сжала губы и покачала головой.

— Да, погиб еще летом сорок третьего. И перед… В общем, он просил найти вас и передать, — Виктор поднялся, оставив на столе запятнанные бурым бумаги, — простите! Прощайте. — Он повернулся и вышел. За всю жизнь сверхчеловек так и не научился спокойно переносить женские слезы.

Больше им нечего было делать в Мюнхене. Оба возвращались во Францию, на родину Клер, теперь — и ее мужа.

До отправления экспресса на Париж оставалось пятнадцать минут, когда у входа в здание вокзала какой-то человек с тростью, в широкополой шляпе, обернулся им вслед.

— Вик, Клери!

Секунду спустя Клер со счастливым визгом повисла у незнакомца на шее, целуя его в щеки. Потому что перед ними стоял тот, кого они знали как Джека Уэйна — постаревший, опирающийся на палку, но он самый.

Говорили недолго — Джек объявил, что у него не больше пяти минут — зовут неотложнейшие дела, а оказался здесь случайно. Он прихрамывал — в память об «Аугсбурге». Но Уэйн так и не рассказал, как спасся тогда — только прищурился добродушно.

— Не запомнил, хоть режьте. Слышал, что вы живы — здоровы, но увидеть не получалось. Значит, нашли ту девицу? Ну, рад за вас, мои милые, — и вдруг очень серьезно взял Виктора за плечо, — ты не хотел вернуться домой, в Россию?

— Никогда. Там нет больше ничего моего, Джеки… Все умерло.

— И не надо. Боюсь, скоро мы и русские совсем рассоримся. А жаль. Если у вас хоть один на тысячу такой как ты…

— Я думаю, это не навсегда.

— Надеюсь. И не называй меня Джеки, бэби.

— Не буду, Джеки. Бог да хранит королеву. Пока король спит.

— Аминь!

Зима 2001 — зима 2003 гг.