ПЛАНЕТА ЧЕРВЕЙ

Сам Дюгуть после совета оставался суровым и неприветливым, отвечая на все вопросы словно через силу. Калиле своим чутким сердцем догадалась, что произошло что-то ужасное, и решила, что пока не разгадает причину этой суровости мужа, не успокоится. Поговорив со стряпухами, от них она узнала, что Хлада резко охладела к новому «зовущему» и виной тому был рассказа Дюгутя про суд над Блабом и про прежнюю жизнь Флэма.

Сразу после стряпух Калиле быстро вернулась к своей телеге, и стараясь не шуметь, достала ожерелье из когтей рыкуна. Она решительно направилась к столу советов, за которым сидели Хлада с Вайзой, и Лэви с незнакомым ещё Калиле Петром. Подойдя к столу, она тут же звонко заявила:

– Прошу меня послушать до конца и не гнать, покуда всю правду не узнаете, чтоб чёрные мысли не плодить по Флэму.

Мужчины и мать Вайза смотрели на Калиле внимательно, и только Хлада опустила голову, молча приглашая за стол девушку жестом.

Калиле быстро присела и, глядя решительно, начала:

– Вам нужно знать, что всё, о чём рассказал мой муж про прошлое Флэма, мы услышали не на судилище! Потому как рассказал нам всё про себя Флэм сам ещё до суда над негодяем, что убить его хотел. В том свидетелями мне будут уважаемые люди селения Огнище, Асюри и жена его Саж. Флэм искренне захотел избавить душу свою от тяжести, которую уж не мог сносить в себе! Потому я и пришла, чтоб честь Флэма защитить и не дать вам повода считать его распоследним негодяем и развратником, ибо изменился он! И уж коль я, женщина, говорю об этом, то и веры словам моим дóлжно быть больше в этом. Ведь от женщины слова такие дорогого стоят и не говорятся, дабы разговор пустой занять!

Мать Вайза, сидя рядом с Калиле, смотрела на Хладу взглядом, полным надежды и мольбы, словно безмолвно восклицая: «Поверь словам этим! Помоги себе, Хлада! Убери мысли свои чёрные про юношу и дай себе больших сил прощением!»

Хлада, выслушав Калиле и не поднимая взгляда, глухо ответила:

– Спасибо за искренность и силу твою женскую. Но теперь я должна сама себе ответить на многие вопросы, что уже по-другому звучат во мне. Потому и решила пока не встречаться с вашим попутчиком до поры, пока мы своими энергиями не научимся управлять. Так нам Разум с червями и велели, чтоб беды никакой не случилось, – и подняв глаза на Калиле, продолжила она уже не так отрешённо, – Все мы люди, и у каждого из нас есть, как светлое, так и тёмное. Потому то наша главная цель в жизни, укреплять в себе светлое, чем и освещать тёмное, изгоняя его из себя.

Повисло молчание, которое прервал Пётр, чем-то напомнивший Калиле её мужа.

– Ты у нас почти оборот пробыла, красавица, так ведь? – осторожно начал он.

Калиле утвердительно кивнула головой и уверенно ответила:

– Да. Но уже за этот оборот смогли мы с мужем моим, Дюгутем, показать, что мы не только говорить умеем, но и дела делать нам сподручно.

Мать Вайза положила свою ладонь на руку Калиле, словно останавливая её от спора и мягко сказала, обращаясь к мужчине:

– Пётр, эта пара, по моему разумению, может много пользы нам принести. И уже то, как умеет готовить эта жена, – повернула она голову с улыбкой на Калиле, – даст тебе повод не сомневаться в этом. Не говоря о её муже, что в одиночку рыкуна поборол.

Пётр улыбнулся, глядя на Калиле, и миролюбиво пробасил:

– Да, наслышаны мы уже про удаль мужа твоего. Мало кто у нас может похвалиться, что рыкуна поборол, да ещё и в одиночку.

На что Калиле расстегнула на груди простую накидку, и все увидели у неё на шее ожерелье из десяти когтей на высушенной жиле.

– Это ожерелье только с передних лап рыкуна и его жилы с них же, ежели вдруг неверие от слов мужа моего вас посетило, – с горящим взором, сказала Калиле. – Рыкунову накидку не стала я нести сюда, чтобы Дюгуть вопросы не задавал, но когти эти вы и потрогать можете, чтоб убедиться, что не подделкой они из веток опавших выструганы. И выменять такое вряд ли кто сможет, потому как только глупец их на обмен отдаст. Всё это я показываю и говорю, чтоб знали вы, что все дела наши правдивы, да искренни, как и мои слова в защиту Флэмову.

Сказав это, Калиле сняла ожерелье и с небольшим стуком положила его на стол перед мужчинами и Хладой.

Пётр взял ожерелье в руки, потрогал когти и даже постучал ими по каменному столу, издав глухой костяной звук.

– Смотри-ка, Лэви, и впрямь рыкуновы когти! – улыбнувшись, хмыкнул Пётр.

Лэви взял ожерелье в руки, так же, как и Пётр, потрогал когти и с улыбкой вернул их Калиле.

– Про вас двоих с мужем мы уже решение приняли, – отстранённо-холодно сказала Хлада. – Живите и помогайте нам развивать селение трудом своим и знаниями по собирательству, да охоте. Да на стряпню тебя будем теперь звать, когда другими делами занята не будешь. Твой отвар вмиг все выпили да добавки просили.

Хлада повернулась к Лэви и добавила:

– Есть у нас возможность жилище соорудить вблизи центрального навеса для них, чтоб сподручней им обустроиться было?

Лэви кивнул, и Хлада, встав из-за стола и пожелав крепких снов, ушла не оборачиваясь.