– Говоря о постепенном подключении представителей всех видов, подразумеваете ли вы также и… крыс?
Я делаю глубокий вдох.
– Возможно, но не сразу. Мы, конечно, будем приглашать только те виды, которые уважают другие виды и которые отказываются от насилия как от способа доминирования. Если некоторые «разумные» крысы примут нашу земную Конституцию, тогда да, почему бы и нет? Мы предоставим им место, но на одном уровне с кроликами, кротами, белками, ежами, летучими мышами. Я считаю, что глобальная планетарная гармония не должна иметь никаких исключений, поэтому мы не станем отвергать никаких видов под тем предлогом, что по людским критериям они «несимпатичные». Значит, у нас будут представители комаров, мух, клопов, акул, гиен, ворон.
Волнение в зале еще не улеглось. Я жду, пока воцарится тишина, и провозглашаю:
– Нет «злых» животных, есть только признание или непризнание ими гармонии и глобальной планетарной экосистемы.
Представитель хиппи спрашивает:
– Выходит, вы выступаете за отказ в среднесрочной перспективе от употребления других видов в пищу? Вы за вегетарианство?
– Не знаю, что подразумевает этот термин, но если это значит не пускать коровьи шкуры на обувь, не держать свиней в тесных загонах, не кормить насильно гусей на фуа-гра, то да, я, скорее, сторонница иного способа питания. Учтите, мне это вдвойне нелегко, ибо я принадлежу к строго плотоядному виду. Тем не менее я уповаю на Эдит Гольдштейн и на биологов, пусть они изобретут источники белка, которые никак не будут связаны с… с трупами.
Новый враждебный ропот. Вероятно, я провалюсь, столкнувшись с природным чревоугодием людей.
Мне необходимо найти формулу, резюмирующую мою мысль.
– Если вы проголосуете за меня как за президента вашей ассамблеи, то я сделаю все, чтобы вы, мы, наши дети жили в мире, не были больше вынуждены воевать, потому что все со всеми сумеют договориться. Я предприму необходимые меры, чтобы все живые существа пришли в гармонию со своей планетой.
Такое впечатление, что я наконец-то добилась позитивного отклика. Люди согласно кивают, некоторые мне даже улыбаются.
Я позволяю себе уточнение:
– К тому же, если я получу большинство ваших голосов, то инициирую удаление маски Тамерлана, уродующей статую Свободы, и замену ее ликом кошки Эсмеральды, продемонстрировавшей отвагу и способность к самопожертвованию. Да, не моим, а ее ликом!
– Что ж, все высказались, теперь приступим к голосованию, – берет слово Хиллари Клинтон. – Полагаю, начать надо с Бастет. Кто за программу, предложенную представителем кошачьего племени, прошу…
Лишь двое из ста трех представителей поднимают руку.
Я набираю всего три голоса (естественно, я тоже проголосовала за себя).
Остальные голоса распределяются так: четыре за Хиллари Клинтон, пять за Эдит Гольдштейн, семь за Норовистого Коня, восемь за Романа Уэллса, четырнадцать за Марка Рэйберта, восемнадцать за отца Йоахима, сорок пять за генерала Гранта.
– Таким образом, нашим новым президентом становится генерал Грант. Поаплодируем ему! – объявляет госпожа бывший президент, проглотив свою гордость.
Лично я испытываю горечь. Пифагор показывает движением уха, что он меня поддерживает.
И все-таки я остаюсь при убеждении, что моя программа – апофеоз здравомыслия.
Что ж, люди будут совершать прежние ошибки, пока не поймут, что, следуя выбитой колеей, добиваются они знакомого эффекта.
Но я, конечно, здорово разочарована. Я уже не сомневалась, что меня выберут, а тут…