– Я сама видела, как крысы взорвали человеческое лицо статуи и заменили его крысиной мордой.
– Когда они явились, я залез еще выше, в пламя факела в вытянутой руке.
– Вот это да! Ты сидел наверху, когда я наблюдала снизу, как крысы воздвигали маску Тамерлана…
– Я тебя заметил, но не мог подать тебе сигнал.
– Что было потом?
– На следующий день я видел, как вы ушли на север. Я хотел к вам присоединиться, но на дороге кишели крысы. Меня бы убили при попытке приблизиться к вашей колонне. Пришлось ждать. Однажды я увидел из своего факела, как в Центральном парке упала ракета. После этого все крысы покинули город, ушли той же дорогой, что и вы.
– Боялись, что ракета взорвется, – объясняю я.
– Мне было боязно последовать за ними. А потом я решил, что против такого количества крыс вы бессильны, и выбрал одинокую жизнь на острове Либерти и ожидание. Защитой от крыс мне служил их страх перед взрывом бомбы. Я уже думал, что протяну здесь один до конца своих дней, но тут прилетели два ваши дрона. Я видел, как вы сражались. Я покинул свое убежище и помог тебе.
– Ты спас мне жизнь.
Мы тычемся друг в друга носами, он целует меня по-человечьи, с языком. Мне это по-прежнему противно, но я провела много времени с людьми и уже достаточно очеловечилась: я не сопротивляюсь и даже получаю некое извращенное удовольствие. Мы долго целуемся под статуей Свободы.
Потом мы спохватываемся.
– Выходит, Тамерлан спасся и сможет снова сколотить крысиную армию, – сетует Пифагор.
– Ничего у него не выйдет, – возражаю я. – Он не знает о подстерегающем его недуге.
– Что ты имеешь в виду, Бастет?
– Разработанное мной секретное оружие.
Он хмурит брови.
– Что произошло там у вас, на севере?
– Война может протянуться еще немного, но мы нашли новое оружие: вирус, передающий мутацию ДНК. Зараженные крысы перестают друг друга понимать, их действия становятся несогласованными. И они уже не могут толком воевать.
– Тамерлан проморгал такой ваш ход?!
– Он не понял, что я вывожу новую крысиную породу: ее представители уже не умеют жить в обществе и обречены на одинокую жизнь с ощущением, что другие не в состоянии их понять.
– Иными словами, ты изобрела психологическую войну…
– Я отняла у крыс то, в чем состояла их сила: сплоченность перед лицом любых испытаний.
Впервые я читаю во взгляде моего избранника незамутненное восхищение.
Как давно я ждала этого момента!
– Я… люблю тебя.
– Знаю. Я тоже тебя люблю.
Пифагор качает головой.
– Эту шутку я уже от тебя слышал.
– Это потому, что я открываю для себя повторяющийся юмор. Кажется, когда шутишь один раз, становится смешно; когда два раза – это уже не смешно; на десятый раз снова становится смешно – именно из-за повторяемости.
– Ты меня раздражаешь, – говорит он с чувством. – Ты всегда хочешь оставить за собой последнее слово. Всегда хочешь создать впечатление, что ты – мать любого успеха. Из всего хочешь извлекать приумножение своей славы.
– Знаю, иногда я раздражаю сама себя.
– Ты страдаешь мегаломанией.
– А также эгоизмом, эгоцентризмом, самодовольством… Знаю, слыхала от Эсмеральды. Родной сын – и тот считает меня невыносимой.
Мы нежно соприкасаемся кончиками носов.
– Как они там?
– Эсмеральда погибла, спасая мне жизнь. Мой сын предается излюбленному занятию – убийству.
Пифагор качает головой, ему нечего добавить об этих двоих.
– Ты не против, если мы с тобой немного расслабимся прямо здесь? – ласково мяукаю я.
– Когда неподалеку из земли торчит готовая взорваться ядерная ракета? Звучит соблазнительно!
Я подбираю шарик устройства Bluetooth Тамерлана и протягиваю ему.
Пифагор вставляет устройство в гнездо USB своего Третьего Глаза. После этого он подходит ко мне и еще сильнее прижимается.
Теперь оба наших мозга работают синхронно.
Мое сердце превращается в источник света, пульсирующий все быстрее.
Биение наших сердец синхронизируется.
Я воспринимаю свое сознание как шарообразное облако из серебристой ваты, парящее в центре моего черепа.
Чувствую, Пифагор тоже воспринимает себя как серебристое облако.
Два облачка сливаются, образуя одно крупное серебристое облако.
Биение наших сердец замедляется, а облако расширяется, растягивается, превращается в диск. Наши слившиеся сознания все явственнее чувствуют окружающее нас пространство.
Два наши сознания образуют широкое парообразное полотно, тонкое, как чуткая мембрана.
Мы улавливаем зарождающиеся вдали волны. Миллионы живых существ всех размеров и форм дрожат, дышат, мыслят, говорят на своих языках, заставляют нас вибрировать.
Наши сердца продолжают биться в унисон со светом, то и дело озаряющим облако.